- Хорошее будет заливное! - позавидовали мне мои спутники.
И я вспомнил, что наши хозяйки и в самом деле предпочитают готовить заливное именно из этой рыбы.
СОМ-ПТИЦЕЛОВ
Было это на маленькой речке Бермиканке, воды которой текут в Зею.
Зимой эта речушка вымерзает до дна, а во время летних паводков разливается иногда на сотни метров и затопляет ближние луга. Вместе с полой водой в Бермиканку заходит зейская рыба, и здесь ее подкарауливают рыбаки.
Как-то вечером я отправился на речку. Солнце было уже на закате, погода стояла тихая, и рыба клевала хорошо. Под ветвями тальника, полузатопленного водой, бултыхались сомы. Их грузные шлепки и причмокивания слышались поминутно.
Я не отрывал глаз от поплавков. То одна, то другая пробка, лениво хлюпнув, наискось уходила ко дну. Сомы брали червя с ходу, не останавливаясь.
Мое внимание отвлекла стайка воробьев, опустившаяся на соседний куст. Суетясь и чирикая, они перепрыгивали по таловым ветвям к самой воде. Вот один из них сел на край зеленого прутика, колеблемого течением, и уже приготовился пить, выгнув серую шейку. В это время среди тальниковых ветвей послышался тяжелый плеск, и воробей исчез под водой. Я успел заметить только голову сома, отливающую черным лаком, и его длинные растопыренные усы с подусниками.
Сом поймал воробья!
Такого птицелова до этих пор я никогда не видывал, и его выходка так меня заинтересовала, что следить за поплавками с прежней внимательностью я уже не мог.
У МЕЛЬНИЧНОГО КОЛЕСА
На реке Оре, к западу от города Свободного, стоит плотина колхозной мельницы. Здешние рыбаки видели однажды, как таймень воевал с мельничным колесом.
Ора - быстрая лесная река со множеством перекатов, песчаных и галечных отмелей. С окрестных сопок в нее падают шумные таежные ключи и родники. Вода здесь всегда холодная, прозрачная и звонкая, как стекло. Это я привлекает сюда хладолюбивых рыб - тайменей, ленков, хариусов, налимов. Перебираясь даже по таким перекатам, где человек проходит, едва замочив подошвы сапог, рыба идет вверх - в сопки, к лесным ключам.
Ее путешествие замедляется у колхозной плотины. Она мечется здесь днем и ночью, пока не найдет выхода. Возле мельничного колеса, где вода бурлит и клокочет, разбегаясь глубокими воронками, деревенские ребятишки ловят хариусов. Иногда и таймени соблазняются оводом или мухой, насаженной на крючок.
В один из майских вечеров, когда рыбаки были увлечены ловлей, кто-то из ребят закричал:
- Глядите, глядите, на колесо прыгает рыба!
Все обернулись в сторону плотины. Какая-то крупная рыбина, больше метра длиной, изгибаясь в дугу, прыгала навстречу грохочущему потоку. Она старалась пробиться сквозь него, ударялась о массивные лопасти мельничного колеса и падала обратно. Колесо отбрасывало рыбину, а она снова и сноса подкидывала кверху свое упругое, как брусок, длинное тело мелькала в серебряных брызгах и хлопьях пены, била хвостом и, обессиленная, опять скатывалась с колеса в реку.
На крик ребятишек выбежал мельник.
- Должно, тальмень. Ишь, как разъярился! - приговаривал он. - И что бы ему свернуть вправо и проскочить мельницу по обводному рукаву? Так нет же, на колесо лезет…
Мельник не знал, что на пути к нерестилищам рыбы лососевых пород способны перепрыгивать даже большие водопады.
Вскоре таймень совсем выбился из сил и больше не появлялся над водой. Рыбаки вернулись к своим удочкам.
Утром следующего дня, когда чуть рассвело, мельник с полотенцем на плече пришел к реке умываться. Шагах в двадцати ниже плотины, где начиналась отмель, он заметил какой-то предмет, похожий на полено. Вдруг полено шевельнулось, и от него пошли легкие волны.
«Рыба!» сообразил мельник. Откинув полотенце и засучив штаны, он стал подкрадываться к отмели. Рыба не уходила. Подойдя вплотную, он схватил ее цепкими руками. Только тут рыба отчаянно забилась, вырываясь из рук, и ударом хвоста сшибла мельника в воду. Но он уже не выпустил своей добычи.
На берегу он разглядел, что вся спина и бока рыбины были в ссадинах и кровоподтеках. Это был тот самый таймень, который вчера так упрямо воевал с мельничным колесом.
ТАЙМЕНЬ-КАМНЕГЛОТАТЕЛ Ь
Я потрошил тайменя, чтобы сварить себе уху. Нож уперся во что-то твердое и заскрежетал: в желудке рыбины была галька величиной с голубиное яйцо.
Что заставило тайменя проглотить камень?
Мне приходилось жить на берегу таежной речки. Там я видел однажды, как таймень схватил белку-летягу, которая не рассчитал;) своего полета и упала в воду. В желудке этой прожорливой рыбы я находил мышей, чебаков, хариусов. Но для чего тайменю понадобился камень?
Десятифунтовые булыжники, которые глотает камчатский сивуч, выполняют в его желудке роль жерновов - они перемалывают пищу. А камень в рыбьем брюхе - разве может он быть жерновом?
Ответ нашелся совсем случайно.
С дерева, под которым я устроился рыбачить, сорвалась белая гусеница. Она ползала по гальке у моих ног. Стоило пошевелить ее прутиком - гусеница свивалась колечком вокруг подвернувшегося ей камешка и замирала, притаившись.
Маленький коричневый камень, замкнутый в живом колечке, я столкнул в воду. Гусеница утонула, не отцепляясь от своего груза.
В ту же самую минуту - сквозь прозрачную воду я видел это вполне отчетливо - к ней подскочила какая-то рыбина и проглотила гусеницу… вместе с камнем!
«Так вот оно что! - догадался я. - Не так ли попал камень и в желудок тайменя?»
Таймень проглотил его вместе с добычей - с личинкой или с кетовой икрой, до которой он большой охотник.
РЫБЬЯ ГОЛОДОВКА
В моем самодельном аквариуме, под который была приспособлена большая стеклянная банка, жила касатка. Вскоре после того, как я поместил ее в этот неуютный сосуд, мне пришлось уехать из города в служебную командировку. Домой я вернулся почти через три месяца и о своей пленнице вспомнил не сразу.
Все это время касатку никто не кормил, но она осталась жива. Когда аквариум был потревожен, она заплескалась в нем так резво, словно ее только что выудили из реки.
Я вспомнил, что у рыб, как и у некоторых зверей, есть месяцы «пустого брюха». Всем известно, что хомяк может обходиться без пищи до полугода, но не все знают, что такой же срок голодовки легко переносят многие рыбы. К тому же во время зимней спячки хомяк лежит неподвижно, как мешок, ему силы расходовать некуда, а рыбы, наоборот, постничают в самый бурный период своей жизни - в пору нереста.
Наша амурская кета, чтобы добраться из моря к нерестилищам, проплывает иногда до двух с половиной тысяч километров. Она перепрыгивает лесные завалы в горных речках, ползет па боку по перекатам, разбивается в кровь и во все месяцы этого «смертного хода» ничего не ест. Я не помню случая, чтобы хоть один рыболов поймал в Амуре кету, в желудке которой были бы обнаружены какие-нибудь остатки