– Все мои вои семейные. К плугу да ремеслам приучены. Сами себя могут прокормить, да еще и пользу казне княжеской принести податями. Ну и границу оборонить. Не сразу. Но сдюжим.
– Это что же за воины такие пахари? – вздернул бровь Горыня.
– Да уж какие есть. И как за сохой идти, знают, и как ворога рубить, ведают. Так что польза на границе будет, не сомневайся.
– Может, и так. Только отчего ты речь ведешь о податях? Слободы на границе платят только службой.
– Хаживал я по той дорожке, Горыня, с Алексеем, коий тогда еще императором не был. Там с нас тоже только служба была. Да только вышло все иначе. Потому и желаю сразу все по местам расставить. Со второго года, как град поставим, в казну мы станем отдавать десятину со всех наших доходов. А для досмотра за тем князь к нам своего мытаря приставит.
– Вот оно, значит, как. И к чему тебе оно. Ну и жили бы тишком да рядком.
– К тому, что ни ты, ни совет бояр не станете мириться с ложкой, проходящей мимо рта. А оттого и беды приключатся куда большие, чем польза. Проще сразу уговор заключить. Все, что сегодня мною в дар князю поднесено, творится в моих мастерских. Так-то, Горыня.
– Вот оно, значит, как, – вновь повторил и задумчиво помял подбородок боярин. – Ну, коли ты и сам готов платить подати, так к чему тогда на границе селиться. Выделим мы вам землю в глуби княжества, подалее от степи половецкой.
– Э-э не-эт. Так дело не пойдет. Заскучают мои пахари-ремесленники без звона мечей, хлопков тетив да скачки залихватской. Так что только граница.
– А как пожгут половцы?
– Это ж как им обозлиться нужно, чтобы собрать большое войско и пожечь град, где сотня воев за стенами. Чай не слобода крестьянская.
– Удивил ты меня, Михаил. Удивил.
– Так каково твое решение, Горыня?
– Что бы ты там ни думал, а решение в Переяславле принимает совет бояр. Так что придется тебе обождать.
– Надеюсь, недолго думать-то будете. Мне ить возвращаться нужно. А море с каждым днем все беспокойнее становится.
– Не переживай. Распотягивать не будем.
– Я чего сказать-то хотел, Горыня. Дело не мое, ты дядька, и тебе оно виднее. Только холоп, что подле князя обретается, непрост. Подминает он Ростислава под себя. Не пристало дружков воспитаннику подбирать средь тех, что старше него. Эдак и до беды дойти может.
– С чего ты взял, что он довлеет над князем?
– Князь подле тебя каждый день, а оттого ты перемен и не видишь. Я же гляжу со стороны. Приглядись и поймешь, что я прав.
– Присмотрюсь. Не сомневайся.
Глава 5
Пограничному быть
– Ишь каков. Славный подарок, – произнес Горыня, вертя изогнутый меч с утолщением на две трети клинка к острию.
– Испанская сталь. Та самая, что хороша и в мороз, – счел необходимым пояснить Михаил.
Как уже говорилось, местные металлурги работали все больше по наитию. Поили клинки кровью, обкладывали раскаленную заготовку разными травами да кореньями, искренне полагая, что творят какую-то ворожбу.
Романов прекрасно понимал, что тем самым запускаются различные химические процессы, ведущие к какому-никакому легированию. Но в чем там суть, ему знать не дано. Поэтому остается только подмечать наработки и использовать старые, а нередко и древние знания.
Так, еще в античном Риме использовали сталь из испанской руды для изготовления мечей. И клинки получались на загляденье. Во всяком случае, они лучше всего переносили русскую зиму. Не панацея, конечно, но ведь все познается в сравнении.
Михаил оказался на подворье дядьки князя на третий день после приема не просто так, а по приглашению самого Горыни. Ну и явился не с голыми руками, а с полным доспехом, арбалетом своей конструкции и вот этим мечом. Правда, похвалить клинок хозяин похвалил. Да только незаметно, чтобы оценил высоко. Гляди еще, и перековать велит.
Сталь-то и впрямь добрая. Но здесь в почете все больше прямые мечи, в основном предназначенные для рубящих ударов. У них даже острие подчас закругленное. Этот же клинок хорош и в колющем. Хотя в основном его удел все же рубка.
– Горыня, а помнишь, ты сомневался, что из меня за пару лет мог получиться добрый боец.
– Рискуешь, Михаил.
– А без риску жизнь пресная, как каша без соли. Есть вроде бы и можно, но невкусно.
– Ладно. Пошли на задний двор, – явно заинтригованный произнес воспитатель князя. – А ты чего это крестильным именем всюду зовешься? – пока шли, поинтересовался Горыня.
– Ну так, как окрестили, так и зовусь, – выходя вслед за воином, ответил Михаил.
– Сглазу не боишься?
– Господь не попустит, – уверенно произнес Романов.
Угу. Есть такая особенность на Руси. Крестильное имя в тайне держится, называются же вторым, вроде как ненастоящим. Для оберега. И это считается нормой. Странно выглядит как раз тот, кто поступает иначе. Михаил раньше думал, что причина тут в языческих корнях. Крестили насильно, есть имечко и есть, пусть себе висит, а зовутся все по старинке. Ан нет. По большей части это именно суеверия. Хотя конечно же и отсылка к прежним богам имеется.
Среди своих людей подобное Романов всячески пресекал. Мало ему проблем, так еще и с двойными верованиями связываться. Христианство его полностью устраивает. Вот пусть оно и остается. К тому же и себя он считал верующим. Правда, попов на дух не переносил. Но церковь всячески поддерживал. До определенных пределов, конечно.
– Не попустит господь, стало быть. Ну-ну. Только ить на богов надейся, а сам не плошай, – хмыкнув, заметил Горыня.
– Нет богов, Горыня. Есть единый Бог. На том стою и стоять буду. А что до упования на него, тут с тобой соглашусь. Если сидеть на завалинке с открытым ртом, хлеб в нем сам собой не появится. Господь помогает всем без исключения. Иное дело, что не все это видят и используют.
– Эвон ты как загнул.
– Говорю о том, во что сам верю.
– А чего одет как голодранец? Ить даже простому вою непотребно так-то расхаживать. Да и люди твои не больно-то к себе уважение имеют, – снимая кафтан, произнес Горыня.
Вот же. Воин ведь. Тут никаких сомнений. Причем не смотри, что возраст к четвертому десятку подбирается, и сам огромен. Фигурой особо не блещет, но жиром тут и не пахнет. Мужик просто могуч. Но одежек нацепил на себя столько, что потом исходит, словно в парилке сидит. Впрочем, тут, пожалуй, даже и хуже будет.
Ничего не поделать. Положение обязывает. Станешь поступать по-иному, попросту не поймут. Коль не ровня простому люду, так и, будь добр, соответствуй. Шубу оно, может, можно и не надевать, но богатый кафтан будь любезен. Да не забудь еще и пару рубах напялить.
Михаил одевался по погоде. Если прохладно, так и кафтан накинет, а по такой жаре и рубахи одной достанет. Разве только еще и майку себе сшил, чтобы пот наружу не пускать, ибо от него