До реки Арель добежали быстро. Хотя и расстояние более шестидесяти километров. Но ведь шли по течению да под попутным ветром. Зато, двигаясь вверх даже по столь небольшой речушке, намучились. На разливах течение вроде бы несильное. Но только до того момента, пока русло не уменьшится в ширину до трех саженей. Тут тебе и глубина, и течение, и невозможность воспользоваться веслами по прямому назначению. Приходится отталкиваться от берегов шестами.

Русло извилистое, берега поросли лесом, поэтому и парусом воспользоваться не получится. Они даже мачту сняли, чтобы не задевать за деревья, порой нависающие над водой. Если брать расстояние по прямой, то оно как минимум вдвое короче пройденного по реке. Вообще не мешало бы хорошенько подумать, прежде чем соваться сюда на ладье. Но Гаврила большой беды в том не видит, а уж ему-то куда лучше знать.

Пока пограничники налегали на весла и шесты, Михаил, по обыкновению, устроился на носу и вооружился очередной навощенной табличкой. Из него тот еще корабел. Но что-то он все же видел в своей прошлой жизни. И вроде как даже помнил названия парусов. Ну вот этот, в форме трапеции, вроде как гафель. Или это не он так называется?

Да какая, собственно говоря, разница. Главное, понять, как будет подниматься верхняя рея и поворачиваться нижняя. Как закреплять их под нужным углом. Проводить между расчалками мачты. Которых, кстати, и вовсе можно поставить две. Тогда и площадь парусов будет вполне сопоставима с прямым. Как там с эффективностью, бог весть. Но при вот таком ветре уже можно использовать его энергию.

А еще убрать носовое украшение к нехорошей маме и воткнуть вместо него… Бушприт? Моряк, итить твою. А на расчалках между ним и передней мачтой повесить косые паруса. Насколько помнится из пиратских книжек, вроде как стаксели. Они, кажется, и вовсе позволяют ходить против ветра. Или кливера?

Хм. Вообще-то, чтобы освоить новинку, потребуется как минимум моряк с большим опытом. Михаилу встречались пока только два типа парусов. Прямой и косой. Последний, кстати, также позволяет держаться круто к ветру. Только больно уж громоздкий из-за реи, которая длиннее мачты.

В любом случае нужно будет раскроить, помудрить с мачтами на их ладье и привлечь настоящего морехода. Благо в южных водах с погодой куда лучше и судоходство там поддерживается круглый год. У них же в запасе будет не меньше пяти месяцев. Если все выгорит как надо.

Ночевка прошла без происшествий. А часа в три пополудни они наконец обнаружили нужное им место. Деревья отступили от русла, образовывая большую проплешину, поросшую разнотравьем. Высохло не все. Хватает и зелени. Но трава все же не способна прикрыть следы деятельности человека. Они проглядывают то тут, то там.

Старое большое кострище, рана от которого не успела затянуться. А теперь уже и не сможет, потому как на этом же месте вскоре опять запылает пламя.

Сломанное колесо повозки. В смысле, толстые доски, скрепленные вместе, которым придали форму большого круга. И это при том, что колеса со спицами применяются повсеместно. Да те же крестьянские брички. Хотя, возможно, причина в том, что вот это колесо отличается куда большей прочностью. Правда, ему это вроде как все одно не помогло. Впрочем, все в этом мире имеет свой срок службы. Даже горы, и те не вечные.

Как ни скуден быт кочевников, тем не менее всегда найдется от чего избавиться. В стороне целая россыпь битых черепков керамической посуды. Будущие артефакты археологов грядущих веков. Если конкретно вот этот слой не накроет какой катаклизм. По словам профессора Щербакова, есть и такие слои миров, где царит самый настоящий постапокалипсис.

Это не зимнее стойбище, а только промежуточное. Здесь кочевники простоят до первых морозов, выпасая скот на окрестных пастбищах. Зимовать же будут на реке Ворскле, что протекает километрах в двадцати пяти к северо-западу. Только ожидать их там слишком долго. Потому и двинулись по Арели в надежде наткнуться на бывшую стоянку. Водопой-то животным нужен. И вот не ошиблись.

– Не подошли еще половцы, – констатируя очевидное, произнес присаживающийся рядом Гаврила.

– Эт-то точно. Прямо и не знаю, радоваться ли, – хмыкнул Михаил.

– Страшно, поди, а, сотник?

– Я еще ума не лишился, чтобы страх потерять. Но и от своего не отступлюсь.

Говорить о том, что лично для него риск минимален, он не стал. Ну убьют. По-настоящему он ведь не умрет. Просто придет в себя в своем мире. Так что если кому и рисковать, то ему. Вместо объяснений причин своей беспримерной храбрости Михаил перевел разговор на другую тему.

– Интересно, а как их скотина в зиму выживает? Они же корма не заготавливают.

– Не заготавливают, – подтвердил полусотник. – Скотина кормится тем, что добывает из-под снега.

– Но ведь проще же зимовать на полдне, там снега меньше. Чего они на полночь уходят? – удивлялся Михаил.

– Здесь травы гуще и сена получается больше. А что до снега, так было бы что под ним, а там уж как-нибудь добудут. Сначала вперед пускают лошадей, те взбивают и утаптывают снег. За ними скотина подъедает, что осталось, следом овцы. Так впроголодь и держатся до самой весны. Порой голодует животина люто. Разве кроме верблюдов. Эти и месяц без еды могут обходиться. Так что будем делать, сотник?

– Выставлять наблюдателей