Не могла же грязь быть сутью испытания. Должен найтись способ её избежать. Но какой? Потолок нависал слишком низко, подразумевая невозможность полёта. Её заставляли идти. От этой мысли копыта Синтии невольно поджались.
Как же ей перейти комнату, не вляпавшись по пути в нечистоты? И чем при этом дышать? Плюс ко всему, гарпии непременно запятнаяют её крылья, даже если Синтия плотно прижмёт их к бокам. Кобылка представила это, и её затошнило. Она не желала отчищать ни единой грязной капли со своих перьев.
Грязная капля. А вдруг это каламбур? Каламбуры были основой существования Ксанфа. Они присутствовали везде, словно ядовитые жабьи стульчики — и, разумеется, ни одна жаба по поводу своего стула ещё не возмутилась. Каламбуры служили юмору нижней ступенью так же, как пирожковиям — булочки. И даже выражение «сдобные булочки» заставляло мальчиков хихикать. Каламбуры могли вызвать и худшие реакции. Значит, весь хаотичный танец гарпий был каким-то образом связан с их помётом. Однако, имея представление о каламбурах, их можно менять.
Предположим, Синтия вообразит каплю. Кобылка сосредоточилась, и через мгновение танцовщицы бросились друг к другу, изображая одну огромную каплю. От её размеров комната как будто съёжилась. Пройти под каплей, как и обогнуть её, не представлялось возможным; она загораживала путь. Значит, это явно не ответ. Синтия расслабилась, и гарпии снова разлетелись во все стороны. Казалось, они даже не заметили своей кратковременной трансформации.
Затем над головой кентаврицы вспыхнула мутная лампочка. Почему бы не попробовать другой образ? Например, крылатых чудовищ её собственного вида. В конце концов, гарпии имели отношение и к ним. Не только к грязи.
Синтия сконцентрировалась, и гарпии послушно соединились в скульптуре, изображавшей крылатого кентавра, чьи копыта продолжали отбивать ритм танца. Вонь превратилась в здоровый и сносный запах мускуса. Теперь комнату можно было перейти.
Кобылка переступила порог и присоединилась к танцу. Это оказался кентаврий степ; Синтии он очень нравился. Миг спустя, она уже танцевала в паре с жеребцом. Для степа наличие партнёра было не обязательно, но и правилами не запрещалось.
— Не возражаешь против компании? — вежливо поинтересовался он. — Я — кентавр Центр.
— Компании в чём? — осведомилась она в ответ, улыбаясь от того, что их копыта бьют в такт.
Жеребец рассмеялся.
— Я знал, что ты умная и милая, — сказал он.
— Да? Откуда?
— В этом заключается мой талант. Оценка чьей-либо личности. Я могу заглянуть в чей-нибудь внутренний мир и сказать, что с ним не так.
— Быть умной и милой плохо?
— Да, потому что некоторые гадкие испытания причиняют тебе определённые неудобства. Ожесточись твоя душа втрое больше теперешнего, и ты бы разобралась с ними лучше и быстрее.
Настала её очередь смеяться.
— Ты мне льстишь.
— Верно. Жаль, что ты уже привязана к другому жеребцу. Я позволю тебе продолжить путь.
— Спасибо. — Очевидно, Центр принял в испытании лишь косвенное участие. Он не стал ни мешать Синтии, ни помогать, однако и нелюбезности без нужды не проявил. За это кобылка была ему благодарна.
И тут Синтия ощутила приступ головной боли. Странно; мигрени не посещали её так долго, что она успела о них позабыть. Часть испытания?..
Краем глаза она увидела танцующую кентаврицу.
— О, прошу прощения, — извинилась та. — Мой талант — вызывать кратковременную мигрень у тех, кто находится рядом. Я не могу это контролировать, но не беспокойся, сейчас пройдёт. Я только отойду от тебя подальше.
— Спасибо, — слабо поблагодарила Синтия, когда кобылка отступила в сторону. И впрямь: головная боль стихла. Как хорошо, что танцовщица оказалась так совестлива. Интересно, и как бездумным пачкуньям-гарпиям удалось создать таких замечательных кентавров? Те ведь были не просто иллюзией. Добрый волшебник творил поистине гениальные испытания.
Кобылка весело проплясала до противоположной двери, скакнула за порог и осторожно прикрыла дверь, предоставив танцоркам самозабвенно порхать дальше. Пусть и они позабавятся, а Синтия, успешно решив вторую задачу, сосредоточилась на третьей.
Она стояла в коротком коридоре. В нишах по обе его стороны высились фигуры человеческих подростков. Она узнала их по очертаниям тел, хотя вполне могла угадать и по взглядам. Оба паренька не отводили глаз от её груди. Разумеется, ведь их толкала на это юность. Синтии оставалось лишь пройти мимо — и третье испытание осталось бы позади.
А что, если оно не такое лёгкое, каким кажется? Вдруг что-то или кто-то её затормозит? Лучше сначала разобраться в его сути, чем быть застигнутой врасплох. Иногда худшие угрозы распознать было непросто.
Сперва кобылка решила заговорить с юношами.
— Здравствуйте. Не представиться ли нам друг другу?
— Если хочешь, — отозвался тот, что стоял справа. Его взор оставался прикован к верхней части её торса. Юнцы вечно пялились на неё, но не так откровенно.
Последовала пауза, и кобылка поняла, что диалог предстоит продолжить ей.
— Я — кентаврица Синтия, иду к доброму волшебнику с вопросом.
— Мы — близнецы Метрос и Хронос, — откликнулся он. — Мы — твоё третье испытание. — Его глазные яблоки выкатились ещё больше.
Синтия уже научилась поведению настоящей кентаврицы, частью которого являлось игнорирование мужской наглости. Но всему есть пределы. То, как они воззрились на неё, пошатнуло уверенность Синтии в себе.
— Могу ли я поинтересоваться природой данного испытания?
— Можешь. — Оба облизали губы. Они буквально пускали слюни.
Новая пауза. Они отвечали, но неохотно.
— Какова природа этого испытания?
— Ты должна миновать нас. — Они тяжело дышали. Ситуация становилась неловкой. Неужели им никогда раньше не доводилось видеть женскую грудь?
Но, пусть это и требовало усилий, ей удавалось сохранять достоинство.
— Существует ли причина, по которой это может оказаться не так легко, как выглядит?
— Зависит от того, насколько простой задача выглядит для тебя. — Они до сих пор не отвернулись. Взгляд левого собеседника покоился на её левом соске, правого — на правом.
Синтия мысленно вздохнула. Им приказано было усложнить её задачу. Но как?
— Вы расскажете о своих талантах? — Затем, прежде чем они вымолвили хоть слово, кобылка уточнила: — Пожалуйста, сделайте это.
Метрос кивнул.
— Мой талант заключается в том, чтобы увеличивать или уменьшать любой предмет, которого коснусь, вчетверо. — Пальцы его правой руки сжались, будто бы в нетерпении увеличить кое-что справа в четыре раза.
— А мой — проделывать те же манипуляции с возрастом, — сказал Хронос. Пальцы его левой руки сжались, будто он собирался отобрать у кое-чего по левую сторону четверть века.
Синтия с трудом удержалась, чтобы не отпрянуть.
— Значит, если я попытаюсь пройти мимо вас, вы увеличите меня или уменьшите, омолодите или состарите вчетверо?
— Да. Ты можешь выбрать, что именно подвергнется изменениям, взяв одного из нас за правую руку, которая увеличивает и старит, либо за левую, которая уменьшает и молодит. Например, ты станешь больше и моложе… или меньше и старше.
— Вчетверо, — горько вздохнула Синтия. — Значит, мне суждено превратиться либо в кентаврицу-великаншу, слишком