– Я читала те же самые книги, – продолжила Дарси. – Там сказано, как это лечить.
– Лечить? И как же? – спросила Элона. – Какая-нибудь трава закроет щелку или высушит стручок и он отвалится?
– Разумеется, нет, – пожала плечами Дарси, рассматривая ребенка. – Мы просто… выберем что-то одно. Такая красивая девочка легко сойдет за мальчика.
– А такой милый мальчик – за девочку, – подхватила Элона. – Это ничего не излечит.
– Да, – кивнула Дарси на операционный стол, за которым еще трудилась Аманвах, – но в сочетании с несколькими надрезами и стежками…
– Уонда, – позвала Лиша.
– Да, госпожа? – откликнулась та.
– Если кто-нибудь еще захочет сделать ребенку операцию – пристрели.
Уонда скрестила на груди руки:
– Да, госпожа.
Дарси вскинула ладони:
– Я только…
Лиша пошевелила пальцами:
– Я знаю, Дарси, что ты не желаешь зла, но это был варварский обычай. Мы не прибегнем к хирургии, если не возникнет угрозы здоровью ребенка. Я понятно выразилась?
– Да, госпожа, – ответила Дарси. – Но люди спросят, кто родился – мальчик или девочка. Что им сказать?
Лиша взглянула на Элону.
– Не смотри на меня, – отрезала мать. – Мне лучше других известно, что мы лишены права голоса в этих вопросах. На все воля Создателя.
– Хорошо сказано, жена Эрни, – подала голос Аманвах.
Она последней отошла от операционного стола, и ее руки были красны от родильной крови. Она воздела их перед Лишей:
– Теперь пора, госпожа. Нет гадания более верного, чем при рождении.
Лиша поразмыслила. Если Аманвах омоет алагай хора в крови и родовых водах, ей откроется будущее и Лиши, и младенца. Даже при полном сотрудничестве, которым дама’тинг никогда не славились, она узнает слишком много и не скажет всего. У нее навсегда останутся тайны, секреты, разгадка которых Лише, быть может, остро понадобится.
Однако в ауре Аманвах золотом прописалась забота о ребенке, ее сводном брате-сестре. Она защитит его грудью.
– Есть условия, – ответила Лиша. – И они не подлежат обсуждению.
– Все, что угодно, – склонилась Аманвах.
Лиша выгнула бровь:
– Ты прочтешь свои молитвы по-тесийски.
– Разумеется.
– Всем, что увидишь, ты поделишься со мной, и только со мной, – продолжила Лиша.
– Э, я тоже хочу взглянуть! – воскликнула Элона, но Лиша не свела глаз с Аманвах.
– Да, госпожа, – ответила та.
– И это навсегда, – сказала Лиша. – Если через двадцать лет я спрошу, что ты видела, ты выложишь все полностью и без заминки.
– Клянусь Эверамом.
– Ты не тронешь костей, пока мы не снимем для меня копию расклада.
Теперь Аманвах помедлила. Чужакам запрещалось изучать алагай хора дама’тинг – тем паче вырезать собственные. Инэвера снимет с Аманвах голову, если та согласится с этим требованием.
Но мигом позже дама’тинг кивнула:
– У меня есть глиняные кости, которые можно зафиксировать на месте.
– И ты научишь меня по ним читать, – сказала Лиша.
В комнате воцарилось молчание. Дерзость запроса почувствовали даже женщины, незнакомые с красийскими обычаями.
Аманвах прищурилась:
– Да.
– Что ты увидела в Энджирсе, когда сделала на ребенка расклад? – спросила Лиша.
– Первое, на что учила обращать внимание мать, – ответила Аманвах.
Лиша разложила меченые клаты вокруг древней королевской реликвии, временно ставшей операционным столом. Они с Аманвах склонились, изучая светящиеся кости, а ожившие метки заключили их в звуконепроницаемый пузырь.
Аманвах указала длинным накрашенным ногтем на четко обозначенный символ:
– Ка.
Красийское слово, означавшее «один» или «первый».
Указала на следующий:
– Дама.
«Священнослужитель», «жрец».
Третий:
– Шарум.
«Воин».
– Первый… священнослужитель… воин… – Лиша моргнула, у нее пресеклось дыхание. – Шар’дама ка?
Аманвах кивнула.
– «Дама» – это «жрец», – сказала Лиша. – Значит ли это, что ребенок мужского пола?
Аманвах покачала головой:
– Необязательно. Правильнее перевести так: «первое духовное лицо-воин». Это нейтрально и на Ханну Паш может означать любой пол.
– Выходит, мой ребенок – Избавитель? – спросила Лиша, не веря глазам и ушам.
– Все не так просто, – сказала Аманвах. – Ты должна понимать, госпожа. Кости раскрывают наши возможности, но большинство из них так и не осуществляется. – Она указала на другой символ. – Ирраджеш.
– Смерть, – перевела Лиша.
Аманвах кивнула:
– Смотри, острие кости направлено на северо-восток. Ранняя смерть – самое частое будущее детей.
Лиша скрипнула зубами:
– Нет, если дело станет за мной и я хоть на что-то годна.
– Или я, – согласилась Аманвах. – Клянусь Эверамом и упованием на Небеса. На Ала нет большего преступления, чем покуситься на всеобщего спасителя.
– Ала. – Она указала на следующую кость, лежавшую под углом к грани с символом «ирраджеш». – Даже если есть риск, что спаситель погубит мир.
Лиша попыталась переварить услышанное, но это оказалось чересчур. Она отложила разгадку на потом.
– Как поступят твои соотечественники, если узнают, что ребенок бесполый?
Аманвах нагнулась ниже, изучая не только крупные символы в центре костей, но и десятки более мелких по краям.
– Новость расколет их. Сейчас объявлять о судьбе ребенка слишком опасно, но если молчать, то многие увидят в бесполости недовольство Эверама племенем Лощины.
– И – повод нарушить мир, который мы с Ахманом выковали, – докончила Лиша.
– Для горстки тех, кому еще нужен повод, после того как сын Джефа сбросил Избавителя со скалы.
Аманвах пригнулась снова, вглядываясь в хора.
– Посмотри сюда, – позвала она, указывая на символ, обращенный внутрь россыпи. – Тинг.
«Женщина». Она провела пальцем по краю кости, показывая, как линия пересекается с «ирраджеш».
– Схождение меньше, если ты объявишь, что ребенок – женского пола.
К тому времени, когда Лиша с Аманвах закончили, младенца успели выкупать и перепеленать. Элона держала его на руках и дремала в кресле. Уонда высилась над нею, охраняя, а Дарси нервно мерила шагами комнату. Тариса сдернула окровавленные простыни, постелила новые. Теперь она готовила ванну.
– Это она, – громко произнесла Лиша, шагнув за метки тишины.
Дарси резко остановилась. Элона вздрогнула и очнулась:
– А? Чего?..
Лиша прищурилась в меченых очках, изучая ауры собравшихся женщин:
– Для всех, кто находится вне этой комнаты: я только что родила здоровую девочку.
– Да, госпожа, – сказала Уонда. – Но вы же сами говорили, что дите нуждается в охране денно и нощно. Рано или поздно кто-нибудь взглянет, когда будем менять пеленки. – Ее аура окрасилась тревогой. – Кстати, о них…
Лиша рассмеялась:
– По приказу графини ты освобождаешься от смены пеленок, Уонда Лесоруб. Подтирать задницы – впустую расходовать твои таланты.
Уонда выдохнула:
– Хвала Создателю!
– Я буду лично читать ауры всей прислуги и стражи, вхожей к моей дочери. – Лиша взглянула на Тарису. – Любому, кому нельзя доверять, придется искать другое место.
В ауре служанки вспыхнул страх, и Лиша вздохнула. Она знала, что полностью правду не утаишь, но легче от этого не становилось.
– Мы также поставим в известность Вику и Джизелл, – сказала Лиша. – Мы обязаны следить за ее