Кадживах промолчала, а Ашия начала размышлять. Замужество за двоюродным братом не было чем-то неслыханным во влиятельных семьях, и Асом действительно красив, как сказал Асукаджи. Он похож на мать, а по красоте Дамаджах не имела равных. Асом унаследовал ее внешность и стройный стан и умело их «носил».
– Почему не Джайан? – спросила она.
– Что? – вскинулся Асукаджи.
– Если я, как ты говоришь, должна выйти замуж за кузена, то почему не за первенца Избавителя? Если только он не женится на своей сестре, старшей племяннице Шар’Дама Ка, которая достойнее меня.
В отличие от стройного Асома, Джайан пошел в Избавителя – был шире в плечах, с могучими мускулами. Его нельзя назвать добрым, но от него исходило достаточно силы, чтобы зарделась даже Ашия.
Асукаджи сплюнул.
– Собака из шарумов. Сестра, это животные, которых выращивают для Лабиринта. Я скорее выдам тебя за шакала.
– Довольно! – гаркнула Кадживах. – Ты забываешься, мальчик. Сам Избавитель – шарум.
– Был шарумом, – ответил Асукаджи. – Теперь он носит белое.
В тот же день Кадживах подговорила Ашана и приволокла Ашию, Шанвах и Сиквах к Шар’Дама Ка, где потребовала произвести их в дама’тинг.
Но Избавитель и Дамаджах не поступили ожидаемым образом. Кадживах и ее дочери получили белые покрывала. Ашию и ее сестер отправили во дворец дама’тинг.
– Это хорошо, сестра, – сказал Асукаджи, когда девушек подтолкнули к ожидавшей Дамаджах. – Теперь у нашего отца и Избавителя нет оснований считать тебя неровней Асому.
Кадживах не выглядела довольной, и Ашия не понимала почему. Избавитель назвал их своей кровью и осыпал почестями. Ашия не хотела становиться дама’тинг, но кто знает, каким секретам она обучится в их дворце?
Кай’тинг. Ей понравилось звучание слова. В нем чувствовалась мощь. Величие. Шанвах и Сиквах перепугались, но Ашия пошла с радостью.
Дамаджах вывела девушек из большого зала через личный вход. Это само по себе было честью. Там ждали Кева, Дамаджах’тинг из племени Каджи, и ее дочь и преемница Мелан, а также немой евнух из охраны Дамаджах.
– Девушек нужно по четыре часа в день учить письму, пению и постельным танцам, – приказала Дамаджах Кеве. – На остальные двадцать они поступят в распоряжение Энкидо.
Она кивнула на евнуха, и Ашия задохнулась. Шанвах вцепилась в нее. Сиквах расплакалась.
Дамаджах оставила это без внимания и обратилась к евнуху:
– Сделай из них что-нибудь стоящее.
Най’дамаджи’тинг Мелан провела их через подземный дворец дама’тинг. Говорили, что при помощи магии хора дама’тинг могли залечить любую рану, но кисть и предплечье женщины были изуродованы чудовищными рубцами, согнутые в жуткую клешню, которая не сильно отличалась от тех, что Ашия видела на известных изображениях алагай.
Сиквах продолжала всхлипывать. Шанвах обнимала ее, но у нее самой глаза были полны слез.
«Ты образец для всех молодых женщин племени, – сказал ей однажды отец. – И потому я буду строже с тобой, чем с остальными, дабы ты никогда не опозорила нашу семью».
Так Ашия научилась скрывать страх и сдерживать слезы. Она пребывала в ужасе не меньше кузин, но была старшей, и они всегда смотрели на нее. Она держала спину гордо выгнутой, когда их подвели к маленькой двери. Энкидо прислонился спиной к стене у входа, а Мелан ввела их в большую келью, выложенную плиткой. По стенам тянулись ряды колышков с белыми балахонами и длинными лентами белого шелка.
– Раздевайтесь, – велела Мелан, как только закрылась дверь.
Кузины судорожно сглатывали и мялись, но Ашия знала, что спорить с невестой Эверама глупо – и бесполезно. Не теряя достоинства, она откинула капюшон и стянула через голову одеяние из тонкого черного шелка. Под ним оказалась широкая шелковая лента, которая охватывала грудь и сглаживала наметившиеся женские формы. Ее бидо тоже было из тонкого черного шелка, намотанное для удобства свободно и просто.
– Полностью, – сказала Мелан. Ее взгляд метнулся ко все еще колебавшимся Шанвах и Сиквах, и голос уподобился хлысту. – Живо!
Вскоре все три девушки стояли обнаженными; их отвели через дальний выход в купальню – огромную естественную пещеру, освещенную меточным светом высоко расположенных камней. Пол – выложен мрамором, вода – глубока. Узорные фонтаны поддерживали воду в движении, и воздух был горяч и густ от пара. По сравнению с этим можно устыдиться даже купален Кадживах.
В воде были десятки девушек в возрасте от детского до застенчивого, созревшего женского. Все они либо стоя мылись в каменной купальне, либо расслабленно сидели на скользких каменных ступенях по ее краям, бреясь и подрезая ногти. Все как одна подняли взгляды, чтобы оценить новеньких.
Ашии и ее спутницам приходилось купаться с другими девушками, но между этой купальней и теми, что располагались в женском крыле отцовского дворца, имелось пугающее различие: все головы были обриты налысо.
Ашия дотронулась до своих роскошных умащенных волос, за которыми ухаживала всю жизнь, в надежде понравиться будущему супругу.
Мелан перехватила ее взгляд:
– Потрогай, девочка, насладись. Это будет в последний раз на какое-то время.
Кузины задохнулись, и Шанвах схватилась за голову, защищая шевелюру.
Ашия заставила себя опустить руки и успокоиться вздохом.
– Это всего лишь волосы. Отрастут заново.
Краем глаза она отметила, что и кузины успокаиваются.
– Аманвах! – позвала Мелан, и вперед вышла девушка возраста Сиквах. Она была слишком юна для женских форм, но лицом и глазами сильно походила на Дамаджах.
Ашия испытала прилив облегчения. Святая Аманвах была их кузиной, первеницей Избавителя и Дамаджах. Когда-то они были так же близки, как Асом и Асукаджи.
– Кузина! – сердечно приветствовала ее Ашия, простирая руки.
С тех пор как они с Аманвах играли, прошли годы, но это не имело значения. Она – их крови и поможет в этом странном и незнакомом месте.
Аманвах проигнорировала ее, не взглянула даже. Она была на несколько лет младше и на дюймы ниже Ашии, но ее поведение наглядно показало, что теперь она считала себя выше кузин. Двигаясь с плавной грацией, она обошла девушек, остановилась перед Мелан и отважно для обрученной выдержала взор най’дамаджи’тинг.
– Пришли учиться постельным танцам? – ухмыльнулась она.
Молодых женщин – в основном из бедных семей – нередко забирали во дворец и обучали постельным танцам, после чего продавали в великий гарем. Некоторых возвращали отцам невестами, выкуп за которых мог принести целое состояние.
– По часу ежедневно, – кивнула Мелан. – И по часу – пению. Третий – письму, а четвертый – на купание.
– А остальные двадцать? – спросила Аманвах. – Ты же не хочешь сказать, что их допустят в Палату Теней? – Кожа Ашии покрылась мурашками при этих словах, и она сделала над собой усилие, чтобы не задрожать, хотя воздух был горяч.
Но Мелан помотала головой.
– Остальные двадцать они будут изучать шарусак. Они принадлежат Энкидо.
Кое-кто из девушек ахнул, и даже с лица Аманвах слетело самодовольство.
Ашия подавила рык. Она – кровь Избавителя. Энкидо – всего лишь полумужчина. Ей, может быть,