Я был в полном разочаровании.

Покончив с пивом, я двинулся к выходу. Я был уже в дверях, когда «Анютины глазки» обратились ко мне:

— Простите, но мне кажется, что я мог бы помочь вам. Ваш друг был здесь около часа назад.

Его высокий и тонкий фальцет звонко прозвучал в баре.

— Да, — подтвердила женщина, подававшая мне пиво. — Возможно, что он и мог быть в это время. Я была наверху и не могла его видеть.

Затем, повернувшись к «Анютиным глазкам», она спросила:

— Не оставил ли он какой-нибудь записки?

— Не думаю. Он ушел с Джаниной.

Улыбаясь я подошел к женоподобному молодому человеку:

— Я вам очень обязан, к сожалению, я не думаю, что вы знаете, куда отправился мистер Кэрью с Джаниной.

Он цинично улыбнулся.

— Да, но я могу догадываться.

— А именно?

— Полагаю, что они отправились на квартиру Джанины.

— Превосходно! А где-находится квартира Джанины?

— Я думал, что это всякий знает, — рассмеялся он.

— Во всяком случае, не я.

— О, вы легко найдете. Идите до конца Малбри-стрит и поверните направо. Там будет площадь, которая называется Дези-плэйс. Пройдите через нее, по ту сторону попадете на маленькую уличку Берити-стрит.

При этом он почему-то хихикнул, а затем продолжал:

— Это очень приятная улица: старые дома, клумбы и все такое. Джанина живет в номере 16, кажется.

— Очень вам благодарен, — сказал я.

— Рад вам помочь.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить? — предложил я.

— Это очень мило с вашей стороны. Но только я имею склонность к тому, что дорого стоит. Мне нравится бренди с содовой.

— У вас превосходный вкус. Я с удовольствием выпью с вами.

Я заказал два бренди и содовую. Когда он брал стакан, я заметил, что он носит на мизинце левой руки кольце с печатью. Но кольцо было повернуто так, что печать оказывалась внутри, а снаружи был виден только золотой обруч. Этот обруч был плоским, и на нем была такая отметка, как будто кто-то пробовал надпилить его.

— Бренди исключительное. Весьма благодарен вам за угощение, — сказал он, приятно улыбаясь.

Мы допили содержимое стаканов. И, пожелав ему спокойной ночи, я вышел из бара.

Солнце уже зашло за горизонт, и окружающая обстановка показалась мне странно гнетущей, давящей.

Я начал думать о Сэмми. Это был своеобразный тип. Никогда нельзя было быть уверенным в его действиях, поступках, намерениях. Его действия и мысли как бы скользили по касательной к деловому кругу. Он обычно утверждал, что именно это и было его методом, кажущимся со стороны проявлением нерасторопности. Быть может, это и было так, но в данном случае я склонен был считать, что он зря вынуждает меня вертеться вокруг да около. Во имя чего, черт возьми! Он ведь превосходно знал о том, что именно сказал Старик! И тем не менее он преспокойно забавляется с Джаниной в то время, как я даже не знаю, в каком направлении я должен действовать. Странно… даже для метода Сэмми это чересчур.

Берити-стрит представляла собой узкую, чистенькую, слегка изогнутую улицу, окруженную старомодными домами, построенными не менее 60-70 лет назад.

Аккуратненький домик за номером 16 был трехэтажный, кирпичный, с цветочными ящиками, пристроенными под окнами верхних этажей.

Поднявшись по ступенькам, я взглянул на три звонковые кнопки, расположенные справа от входных дверей. Под каждой кнопкой в прибитой к стене металлической рамке была помещена визитная карточка. На средней карточке значилось:

«Джанина, 16 Берити-стрит».

Я нажал кнопку звонка и подождал. Вскоре послышался щелчок, и наружная дверь чуть приоткрылась. Она была открыта специальным механизмом с первого этажа.

Я толкнул дверь и поднялся по лестнице. На лестничной площадке прислонившись к косяку двери и одновременно слегка касаясь перил лестницы, стояла женщина, разглядывая меня сверху.

Наверное ни одна богиня не произвела на смертного такого впечатления, какое эта красавица произвела на меня. Белокурые волосы вольно падали на ее стройные плечи, фиолетовые глаза были огромными, а тонкий шелк халатика подчеркивал все прелести фигуры.

«Черт возьми! — подумал я, — Сэмми не лишен вкуса».

— Добрый вечер, — сказал я.

Она ответила мне легким поклоном головы.

— Я разыскиваю моего друга Сэмми Кэрью, мне сообщили, что он, возможно, у вас.

Она молча взглянула на меня. Ее грустные глаза потемнели, будто что-то причинило ей боль. Наконец она сказала:

— Сэмми Кэрью был вашим другом?

— Да, это так. Но что вы подразумеваете под словом «был»?

Она повернулась к двери и сделала шаг к ней. При этом из-под слегка распахнувшегося халата выглянула восхитительная ножка, обтянутая шелковым чулком. Я, разумеется, видел немало красивых ножек. Но, пожалуй, эти превосходили все виданные мной до сих пор.

Кажется, я начинал интересоваться ею всерьез.

Сделав приглашающий жест рукой, она сказала:

— Вам лучше было бы зайти, — ее низкий голос был очень мягкий и звучный.

Я последовал за ней и остановился на пороге, держа свою шляпу в руке и оглядывая помещение.

Комната была большая и просторная, с высокими окнами. Обстановка свидетельствовала о тонком вкусе. На бледно-желтого цвета стенах висели две картины фламандских мастеров. В нескольких вазах стояли роскошные цветы. Эти цветы заставили меня подумать о том, где она могла добыть такие и в таком количестве в июле 1944 года? Но я тут же пришел к заключению, что кто-то вложил в эти цветы весьма приличную сумму денег, и что Джанина была вполне достойна их. В конце концов, если мужчина в достаточной степени влюблен в женщину, то он, безусловно, достанет цветы когда угодно, сколько угодно и где угодно. А Джанина была такого рода женщиной, что 99 мужчин из 100 могли бы влюбиться в нее до полной потери представления о стоимости цветов, а сотый, невлюбившийся, оказался бы, несомненно, слепым или, по крайней мере, полным идиотом.

Она стояла посреди комнаты и смотрела на меня, как будто не решалась заговорить.

— Если Сэмми Кэрью был вашим близким другом, то мне нечем вас обрадовать, — заговорила она наконец. — Вам будет лучше присесть, если хотите сигарету, то они на маленьком столике в коробке.

— Благодарю вас, — сказал я, усевшись за маленький столик, вынул из коробки сигарету и закурил.

Это были превосходные турецкие сигареты, ароматные и дорогие.

Я курил и ждал, когда она вновь заговорит.

— Вы не принадлежите к категории весьма любопытных людей, не так ли? Вы не кажетесь взволнованным и жаждущим узнать все о Сэмми Кэрью. Правда?

Я пожал плечами.

— Я не совсем понимаю вас, Джанина. Мне действительно необходимо сейчас услышать все о нем. Но я достаточно терпелив.

— Я ведь не говорила вам, что вы можете называть меня Джаниной.

— Но я совсем не думал над тем, как вас называть. На визитной карточке внизу стоит имя Джанина. Полагаю, что если вы не хотите, чтобы вас так называли, то вы должны на визитке написать свое настоящее имя.

Она ничего не ответила на это, а, грациозно