— Надеюсь, это также успокоит и мой дух.
Иаков вытащил из маленького стенного шкафчика кувшин и до краев наполнил два стакана густым вином, красным, как бычья кровь.
Один стакан он передал монаху, из другого с наслаждением пригубил сам, а потом заметил небрежно, как будто бы речь шла о самом заурядном событии:
— Два дня назад я получил известия из Иерусалима.
Брат Бернар спросил как можно спокойнее:
— Что они говорят?
Глаза иудея наполнились печалью.
— Все указывает на новые потрясения. Люди утратили уверенность в завтрашнем дне. Перемены происходят чересчур резко и чересчур…
— Жестоко? — поинтересовался монах.
— Мне сообщают, что порядка там так и нет. Это несмотря на то, что крестоносцы покорили город уже пятнадцать лет назад.
— Что именно вам сообщили?
— Много чего, причем в различных истолкованиях. Боюсь, бесчинства в Иерусалиме вовсе не имеют конца. Дело обстоит куда более серьезно.
— Что вы имеете в виду? — спросил цистерцианец, до сих пор не понимающий, что заставило раввина вызвать его так срочно.
— Нетерпимость, брат Бернар, нетерпимость. В этом городе, желающем мира — ведь именно таков смысл слова «Иерусалим», — было пролито слишком много крови. Насколько я понимаю, сражения могут продолжаться там бесконечно.
— Будем надеяться на милосердие Божье.
— Да услышит Всевышний ваши слова, друг мой.
Раввин погрузился в долгое и глубокое молчание. Брату Бернару пришлось нарушить его:
— Полагаю, что ваш срочный вызов обоснован иными причинами, нежели скорбь о распрях, сотрясающих эту Священную землю.
— Ах, разумеется, прошу прощения! Извините жалкого старика, которого вы видите перед собой. Просто одно помышление тянет за собой другое. Словно чья-то неведомая рука ищет свой путь в глубинах земли.
Цистерцианец почувствовал, как его сердце забилось чаще. Быть может, в словах раввина скрывался тайный смысл? Бернар отхлебнул из стакана и спросил:
— До вас дошло какое-то особенно тревожное известие?
Иаков Там прикрыл глаза. На его лице отчетливо прорисовались возраст и усталость.
— Тревожное… Похоже, это слово лучше всего отражает мое состояние. До меня дошло некое известие, которым я должен с вами поделиться.
— Именно со мной?
Раввин снова открыл покрасневшие глаза. Он выглядел вконец изможденным.
— На то есть причина, которая перевешивает мои собственные убеждения.
Брат Бернар наморщил лоб и впился взглядом в утомленные глаза старика.
— Я вас не понимаю. Разве есть на свете что-либо сильнее ваших убеждений?
Иаков дрожащей рукой поднес к губам стакан. Он явно чувствовал себя неловко.
— Уважение к памяти моего учителя.
— Что вы хотите сказать?
— Я все вам открою только потому, что меня связывает клятва, данная Раши. Именно поэтому я вас и позвал.
— Все же я не понимаю.
— Несмотря на то что вы не принадлежите к нашему народу, учитель наделил вас своим безграничным доверием. Именно оно и моя клятва, играющая здесь главную роль, заставили меня обратиться к вам. — Раввин почти кричал, словно желая отметить, чего ему стоит исполнение обещания. — Я вас призвал лишь потому, что на своем смертном ложе Соломон бен Ицхак заставил меня именем Всевышнего поклясться в том, что, если однажды в моих руках окажутся тексты определенного содержания, я передам их в ваши руки.
Цистерцианец ощущал, как кровь стучала у него в висках. Его голоса едва хватило на то, чтобы шепотом спросить:
— Что это за тексты? И почему?..
— Это рукописи, имеющие отношение к вашей религии. Мой друг, мне неведомо, почему учитель возложил на меня такую задачу. Не знаю, почему он так пожелал. Однако клятва была дана, и она обрела смысл два дня назад.
— Я снова не понимаю.
— Вместе с известиями, полученными из Иерусалима, в моих руках оказались древние рукописи. По меньшей мере одна из них связана с тем, о чем говорил мне Раши.
Теперь к стакану надолго приложился цистерцианец. Он прочувствовал крепость вина, согревавшего его горло.
— Пожалуйста, объясните яснее.
Иаков Там огладил бороду. Кожа на его костистой руке была почти что прозрачной.
— Несколько дней назад в нашем городе появился бродячий торговец Исмаил. Он прибыл из Иерусалима, привез мирру с берегов Красного моря, аравийское алоэ, персидские ковры и кипрское вино, а также новости и несколько старинных рукописей. Как я уже говорил, все эти новости связаны с насилием. Торговец жаловался, что на дорогах неспокойно. Повсюду бродят бандиты и грабители, купцы подвергаются величайшему риску. Христиане держат под контролем Иерусалим и свои укрепленные города, однако вокруг воцарился хаос. По словам этого человека, времена переменились настолько, что прежнее богатство и благополучие обратились в бедность и нужду. Вдобавок повсюду распространяется мания отыскивать предметы, связанные с Иисусом из Назарета, которого вы называете Христом. Это похоже на эпидемию. То здесь, то там появляются деревянные щепочки, которые будто бы являются обломками креста, на котором, как говорят, он был распят. Нет недостатка и в гвоздях. По моему мнению, их найдено даже слишком много. Прибить к кресту одно-единственное тело можно и куда меньшим числом. Встречаются и шипы из венца, который водрузили ему на голову, солома из яслей, где, как указано в ваших Писаниях, он родился. Люди находят одежды, некогда принадлежавшие ему или его ближайшим последователям.
Брат Бернар беспокойно заерзал.
— Этот торговец рассказывал мне, что ваши единоверцы ищут реликвии по всем углам, рыщут по разным закоулкам, даже вскрывают глиняные трубы, проложенные в стенах. В этой лихорадке поисков на свет появляются старинные тексты, сокрытые на протяжении веков. Они не представляют интереса для обезумевших охотников. Одержимость реликвиями мешает им оценить подлинно ценные вещи. В некоторых из этих рукописей речь идет о вашем Христе, однако, как я и говорил, старым пергаментам никто не придает особого значения. В одной из таких рукописей, которую я проглядел только мельком, много места уделено учению Иисуса из Назарета.
Беспокойство монаха превратилось в нетерпение.
— Так это рассказ о житии Христа?
— Подробности мне неведомы. Я ведь только пролистал рукопись, но, по словам торговца, это действительно связано с его жизнью. Как бы то ни было, речь идет об очень древнем тексте, на этот счет уж не сомневайтесь. Полагаю, в этом и заключается основная его ценность.
Брат Бернар сделал еще один глоток.
— Не знаю, как и выразить мою признательность за это известие. Вы действительно человек слова.
Иаков Там пожал плечами.
— Я лишь исполнил обещание, данное учителю. Вам надлежит знать, что вы можете получить доступ к неким рукописям, о содержании которых мне сказать нечего, ибо меня интересуют только тексты, написанные на нашем языке. То, что измыслили язычники или те люди, которые пользуются их письменами, для меня не имеет значения. Быть может, вам удастся лично переговорить с этим торговцем. Вот почему я столь спешно к вам обратился.
Цистерцианец уловил в словах раввина некоторую неприязнь, одним долгим глотком покончил с вином и спросил:
— Так он сейчас в Труа?
— Завтра Исмаил отбывает в Париж. Ему хочется как можно скорее оказаться в Англии.