У него в кармане были спрятаны накладные усы, он сделал их из собственных волос. Их можно было закрепить на лице при помощи кусочка липкой ленты, которым когда-то был заклеен конверт с чьим-то письмом. Правда, он частично высох и утратил свои свойства. Джон решил, что если надежно прилепить усы не удастся, то придется их выбросить. Предвидя такой исход, он заранее испытал сожаление — на изготовление усов ему пришлось потратить много времени, и сделаны они были на совесть. Достав их, Маунтджой пощупал скотч и убедился, что он стал совсем сухим, словно обыкновенная бумага. Тихо выругавшись, Джон сунул усы обратно в карман.
Со стороны санблока послышался ритмичный стук. Джон на мгновение ощутил приступ паники — ему показалось, будто охранники, готовясь к атаке, хлопают дубинками по щитам. Согласно его расчетам, этот момент должен был наступить значительно позднее. Джон прислушался и понял, что ошибся. Видимо, заключенные, вооружившись ручками от швабр и выломанными кусками труб, колотили ими по стенам, стараясь вызвать у самих себя и других участников бунта боевой задор.
Джон снова сделал попытку приклеить усы к верхней губе, но она также оказалась безуспешной. Что ж, по крайней мере, он сможет заточенной ручкой зубной щетки укоротить отросшие волосы на висках, слегка изменив прическу. В его положении нельзя было пренебрегать любым, даже самым незначительным изменением внешности. На подрезание висков ушло немало времени. К тому же, судя по ощущениям, щетка не столько резала, сколько вырывала волосы. Но все же процедура того стоила.
Проведя в раздевалке надзирателей пятнадцать минут, Джон облачился в полицейскую форму. Она была сшита таким образом, чтобы ее можно было надеть поверх обычных рубашки и джинсов, которые выдавались заключенным. Джон бережно натянул брюки и китель, двигаясь с предельной осторожностью, опасаясь не порвать швы. В первый момент он ощутил дискомфорт, но напомнил себе, что должен двигаться и действовать уверенно, чтобы не вызвать подозрений у тех тюремщиков, которые будут видеть его на мониторе. Вопреки всему, должен был верить в то, что выглядит как заправский полицейский. В противном случае разоблачения не избежать. Наконец Маунтджой надел фуражку. Она сидела на голове безупречно. Еще никто в тюрьме Олбани не видел его в головном уборе, и это было Джону на руку. Он выпрямился и расправил плечи.
Прошло еще десять минут — невероятно долгих, полных напряжения. Джону хотелось, чтобы заключенные перестали колотить по стенам — из-за стука он не понимал, что делает охрана. Маунтджой знал, что выйти за пределы раздевалки он мог, только будучи уверенным, что представители полиции уже находятся в здании тюрьмы.
Вскоре Джону показалось, что стук стал тише. Приоткрыв дверь, он прислушался. До него донесся чей-то голос, усиленный мегафоном:
— …нуждается в медицинской помощи. Если вы не дадите врачу возможность его осмотреть, это приведет к очень серьезным последствиям для всех вас.
Трудно было ожидать, что подобные слова произведут впечатление на толпу заключенных, отбывающих пожизненный срок. Джон не удивился, что гул толпы и удары по стенам продолжились.
Открыв дверь пошире, Маунтджой увидел в проходе этажом ниже штурмовой отряд надзирателей в шлемах и спецкостюмах. Они направились в сторону баррикады из урн. Притворив дверь, Джон задумался. События развивались быстрее, чем он рассчитывал. Впрочем, нельзя исключать, что охранники пока не собирались предпринимать активные действия, а всего лишь пытались оценить ситуацию. На пол в проходе с шумом упало что-то металлическое. Послышались громкие ругательства. Вероятно, укрывшиеся за баррикадой заключенные заметили штурмовую группу. Судя по звукам, они обрушили на нее целый град предметов, пригодных для метания.
С момента начала потасовки в санблоке прошло двадцать пять минут. Было ли этого достаточно для того, чтобы Маунтджой мог продолжить осуществление своего дерзкого плана? Ему требовалось оценить ситуацию. Ближайший к раздевалке охранников лестничный пролет находился в четырех шагах от ее двери. Джон прикинул, что, пожалуй, ему удастся спуститься вниз, не привлекая внимания.
Он снова приоткрыл дверь и выглянул наружу. Штурмовая группа из охранников отступила — во всяком случае, в поле зрения Джона ее не оказалось. Помощник начальника тюрьмы, чей усиленный мегафоном голос Маунтджой слышал раньше, снова пытался урезонить бунтовщиков:
— …основания полагать, что этот человек серьезно ранен, а возможно, и убит. У меня нет другого выхода, поэтому придется немедленно покончить с беспорядками. К сотрудникам тюрьмы уже присоединилась группа офицеров полиции…
Именно это Маунтджой и хотел услышать. Еще раз внимательно осмотревшись, он шагнул за порог раздевалки и быстро направился к лестнице. Ему предстояло спуститься вниз, преодолев два пролета, разделенных небольшой площадкой. Восемь ступенек вниз, поворот на сто восемьдесят градусов, еще восемь ступенек — и он будет на первом этаже. Дальше Джону следовало молить Бога, чтобы тот послал ему удачу.
Первый лестничный пролет частично закрывали перила. Второй просматривался полностью. Джон вспомнил отрывок из фильма «Последний император», где главный герой, выйдя из императорского дворца, оказывается перед огромной толпой. То же самое может произойти и со мной, подумал Маунтджой. Его действительно могли обнаружить в любой момент.
Спускаясь по ступенькам, он почувствовал, что самообладание покидает его. Господи, подумал он, что я делаю? Пытаюсь выдать себя за полисмена, нарядившись в крашеные тряпки и картонную фуражку. Но с чего я решил, что мой план сработает? Чем я только думал?
Добравшись до площадки, Джон сделал поворот. Продолжай идти, убеждал он себя. Кого бы ты ни увидел, с кем бы ни столкнулся, не останавливайся, двигайся вперед.
Неподалеку он увидел группу мужчин в черных полицейских мундирах. К счастью, ни один из них не смотрел в его сторону. Их внимание было приковано к тому, что происходило у баррикады. На нее был направлен свет сразу нескольких прожекторов. Маунтджой начал спускаться по второму лестничному пролету. Заметил, как слева от него какой-то человек в костюме инструктирует штурмовую группу охранников. Шагая по ступенькам, Джон старался смотреть прямо перед собой, избегая зрительного контакта с кем бы то ни было. Сердце отчаянно колотилось. Он с