Меня восхищает, как Прим ориентируется в растениях. Странное, конечно, пристрастие для мальчика шестнадцати лет – изучение диких растений, их целительных свойств и прочей ботанической ерунды, но я нахожу эту странность в нём забавной. Прим умудряется в считанные минуты найти красивую поляну или огромное старинное дерево в лесу, где можно устроить посиделки, когда мы прячемся от всех. Я же наоборот – стоит зайти в чащу зарослей и всё, можно считать пропала.
Помню, как в детстве, мы с мамой ходили собирать лаванду в лес. То лавандовое поле мне часто снится по ночам. Я смотрела вдаль, где цвету космоса не было ни конца, ни края. Поле казалось целым миром, огромным, в жизни не обойти. Мама резала траву в корзину, а я так увлеклась красотой фиолетовых цветочков, что и сама не поняла, как зашла в самую глубь. Я была совсем маленькая, но до сих пор помню этот восторг от красоты вокруг, он перехватывал дыхание и возносил мою душу над землей. Полевые цветы росли густо и доставали мне не меньше как до пояса. Я всё бежала и бежала, представляя себя феей цветов, которая облетает своё королевство, как вдруг поняла: мама больше не поет. Песня мамы затихла.
В лесу мама всегда пела, чтобы я слышала её голос и не боялась потеряться. В тот момент, восторг от окружающей красоты фиолетового поля и мечты о королевстве фей сменились жутким страхом. Я стояла одна посреди высоких фиолетовых трав, что струились волнами от потоков ветра. От волнения сердце вырывалось из груди. Страх душил сильнее средневековой виселицы с её замысловатой петлёй. Спустя несколько минут, преодолев удушье, я бежала через поле со всех ног и кричала во все горло, только бы мама меня нашла, только бы мама меня услышала. Дальше всё как в тумане. Возможно, дело в том, что я была совсем маленькой – память ведь не может вмещать столько воспоминаний, – или в ужасе, что я тогда испытала, вот моя память и отказывается показать те события. Всё, что я помню – мама дома прикладывает компресс к моим маленьким, изрезанным травой, сбитым коленям.
После случая в поле, я молчала два дня. Не проронила ни слова. С тех пор один только вид леса вызывает у меня ужас. Честно говоря, довольно-таки нелегко ненавидеть лес, когда видишь его из окна спальни. Много лет я не заходила дальше двух старых елей, что встречают лесных гостей на входе, но два года назад Прим уговорил меня пойти в лес. Я долго упиралась и категорически отказывалась от прогулки среди сырых сосен, но Прим применил свое самое мощное оружие против меня – стал жестко подшучивать на тему моей трусливости. Я не могла стерпеть насмешек, да и что вообще это значит: неужели я действительно такая трусиха?
Я твердо решила показать этому мальчишке свою решительность в любом вопросе и отбросив все фиолетовые воспоминания, жуть в душе, забыв о ненависти к лесу, согласилась на прогулку. Оказалось, всё не так плохо, как я себе рисовала в фантазиях много лет подряд. Этот мальчик ходячая книга по ботанике, с ним очень даже интересно гулять по лесу. Прим рассказывал мне тысячи историй про деревья и дикие цветы, а чтобы выслушать все его истории про ягоды, наверное, всей жизни не хватит. Одним из вкусных открытий для меня стали новые знания о диких ягодах и корешках. Ах, знала бы его мерзкая мамаша, что её сыночек водится с такой оборванкой, как я.
С тех пор мы стали иногда гулять в лесу. В основном наши прогулки были вынужденным бегством из дома: от требований родителей, сложных домашних заданий, школьных проблем или просто от всего мира. Примус построил для нас убежище в старом дубе. Ствол долгожителя так широко раздался за последний век, что казалось, там можно построить целое жилище. Я честно старалась помочь с очисткой коры, но кожа моих рук такая нежная, что после первых ран и ссадин, Прим пробурчал пару издевок, и взял всю работу на себя. Теперь у нас есть своё убежище. В нашем тайном месте смело помещаемся мы оба и ещё рюкзак с бутербродами.
Раньше я любила представлять, что это королевская зала в моем царстве фей, но сейчас я слишком взрослая, чтобы думать о такой чепухе. В лес я сама не хожу. Когда Прим рядом, всё вокруг кажется знакомым и понятным, но стоит потерять его из виду, меня охватывает паника, я абсолютно теряюсь в пространстве и, наверное, не найду дорогу домой даже если зайду сама всего на сто метров вглубь.
Последние несколько дней я часто думаю про лес и про наш дуб. Вот уж не думала, что могу скучать по такому сырому и мрачному месту. Прим два месяца как уехал, и я бесконечно скучаю. Никто не подшучивает надо мной и не бесит одним своим видом, но при этом и некому меня выслушать, когда это необходимо.
Ресторан – единственное приличное увеселительное заведение в городе, несмотря на некую специфичность. Только днем это – ресторан, а вот ночью – самый настоящий кабак, иначе и не скажешь. Для наших небогатых горожан подобные развлечения, слишком растратные, так что встретить кого-то из них в ночное время суток большая роскошь. Основной поток гостей – военные. Ротированные солдаты и территориально закрепленный состав стражей порядка и есть наш единственный контингент. Под крышей этого заведения погоны и звания не имеют значения, все в общем стакане топят скуку. Завсегдашних пьяниц я уже знаю не только в лицо, но и по имени. Новые лица заглядывают сюда редко.
Уже почти пять лет Литор считается приграничной точкой между подконтрольной и отделившейся территорией государства. Тупые люди, как по мне. Что за веселье пять лет играть в войну? Расположение Литора ужасно неудобное – мы находимся, в так званом «аппендиците» государства. Нас окружает море, а через лес можно выехать к границе мятежников и дороге на столицу. Активных военных действий за все пять лет мы не видели. Только и делов-то, что напыщенные вояки разгуливают туда-сюда через границу, обмотанную проволокой, да переговоры ведут.
Городок у нас маленький, тупиковый и далеко не промышленный. Порт всегда был кормушкой для местных жителей. Иногда я думаю, может оно и