Молчание, как топор повисло в воздухе. Моя фантазия последнее время слишком скупа, в голову не приходят ни одни убедительные для Прим слова. Знаю какой будет ответ, поэтому придерживаю козырем последний аргумент — моя жизнь зависит от его решения.
— Принять сторону Ореона? Серьезно? ― закидывая кудрявую голову назад, Прим заходится смехом. ― Ты полная дура, если серьезно думаешь, что я когда-нибудь соглашусь на предательство!
— Прим! Нас ждет трибунал! ― злостно воплю ему в лицо.
— Да лучше сдохнуть сейчас, чем предать свое государство, стать в один ряд с сепаратистами!
От упоминания сепаратистов к горлу подкатывает ком желчи, а перед глазами встает Тео, в начале живой, а после и мертвый… Волна злости накрывает меня с головы до ног. Не могу усидеть на одном месте, боюсь взорваться. Ненавижу, когда он превращается в своего отца — упрямого, тупого вояку у которого вместо мозгов устав.
Сидя на крыше нашего дома, Прим мечтая о безоблачном будущем, каждый раз винил Брутуса, что тот навязывает ему свои принципы и ценности жизни, но похоже мой друг даже не задумывался о том, что все принципы и ценности отца и так текли по венам вместе с кровью. Спорить с ним в моменты, когда генетически заложенный военный устав заглушает элементарные инстинкты самосохранения глупо, но я всё же срываюсь. Складываю руки крепко на животе, чтобы не выдать дрожь, пробегающую сквозь меня от кончиков волос до пальцев ног и говорю:
— Какое государство ты так боишься предать Прим? ― Непослушные слёзы наворачиваются на глазах. ― Государство, что вело фиктивную войну пять лет ради обогащения военачальников и чиновников? Или может государство, что выкинуло на передовую своих прикормленных свиней, как только началась настоящая революция, ради того, чтобы прикрыть свою задницу и замести следы коррупционных сделок на оружии, что фактически закупалось только на бумагах?!
— Ты говоришь о своих догадках! Это не факты Лаванда, а твои фантазии. А правда в том, что война оказалась куда реальней чем нам казалась и сейчас ты предлагаешь стать в этой войне плечом к плечу с убийцами твоей семьи. Из-за них! Из-за них ты осталась одна!
Слова о семье ранят больнее ножа, слёзы срываются с глаз, катятся по щекам, но я стою неподвижно, стараясь держаться мужественно, не показываю слабость. Я осталась одна — это правда. У меня был друг, что поддерживал в самые сложные моменты жизни, а теперь я действительно осталась одна. Доброго мальчика, которого я так любила, убила подлая война, превратила его в солдата, без сердца и здравого разума, в своего раба, что убивает по приказу.
— У тебя короткая память Прим. У Брутуса спрашивать глупо, он-то умудрился и тут себе выбить местечко под солнцем, а вот отец твоей ненаглядной Триши, рассказал бы, возможно, как попал на передовую после наступления, и как Патриум за два часа сменил власть командиров в серой зоне перед обстрелом набережной. Но вот судя по твоим убеждениям и решению, мы, к сожалению, не доживем до этой встречи.
— Не нужно обобщать. Мой выбор никак к тебе не относится. У тебя есть своя голова на плечах. «Нас» — нет, ― отрезает Прим
Я слишком зла на него, чтобы доставать свой козырь из рукава, кажется, сейчас он вовсе не уместен.
— Тебе нужны факты, а не догадки, Прим? Я тебе их приведу. Вчера днем я собственными руками закапывала своего друга. Его бросили в яму без малейшего сожаления, словно это и не человек вовсе. Детдомовский парень, никогда даже и не мечтал о том, какое будущее его может ждать, потому что с малых лет знал: Патриум растит его, как мясо, что из-под школьной скамьи отправят на передовую мужественно умереть перед камерами, в подтверждение, что в государстве война и она требует финансирования. Патриум не дал ему выбора как прожить жизнь. Возможно он стал бы пекарем или сапожником, завел бы семью и нарожал с десяток детей, но нет! Нет, Прим! Патриум решил, что он солдат! Внушил ему, что военный устав и преданность государству — это и есть его жизнь, и вот результат — он сделал вчера свой выбор! Он выбрал Патриум, хотя хотел поступить иначе. Скажет ли Патриум ему спасибо? Или возможно будет скорбеть? Нет…
Прим смотрит мне глаза, внимательно слушая каждое слово. Он сидит в наглой позе: прижал одну ногу, согнутую в колене и облокотил на неё руку. Как же он похож на отца. Каждое движение его тела, поза, манера общения, вызывает у меня жуткое чувство дежавю, словно я видела это уже, словно этот разговор уже был. Он в точности повторяет Брута в последнюю нашу встречу: тот же тон, те же нотки предвзятости ко мне.
— Так за какое государство ты Прим готов быть брошенным, как дохлая собака в яму, на кости десятков самоотверженных глупцов, точь-в-точь как ты? Выбирай Прим…
Времени на ответ у нас уже нет. Скрипнула дверь, и на пороге тюремной дыры появились стражники. Рассвет. Я утираю слёзы и убеждаю себя, что сделала всё, что было в моих силах.
Восходящее солнце обнимает верхушки деревьев, превращая скучные лесные краски в обворожительные свежие оттенки весенней листвы. Удивительный факт: чем ближе человек к смерти, тем больше страхов отступают на второй план, раскрывая глаза для восхищения мелочами.
Когда-то я могла любоваться лесом из окна собственной спальни, но один вид зеленых веточек с мерзкими шуршащими от малейшего движения воздуха листьями, что не давали мне уснуть, вызывали у меня ужас. Свежий утренний воздух обжигает щеки и руки холодом. Запах травы усеянной росой и мокрой земли напоминает о детстве, когда Прим тащил меня в самую чащу и часами рассказывал о законах фотосинтеза или о том, как можно модифицировать любой цветок меняя его цвет. Эта болтовня тогда казалась ужасно скучной, а сейчас я готова отдать что угодно, ради того, чтобы вернуть своего друга и те безмятежные минуты в лесу.
Напевая несложную песенку маленькая птичка с красным оперением на крыльях сопровождает нас всю дорогу. Эта мелодия, словно на неё был нажат беспрерывный повтор, засела у меня в голове, и как только всплывает какая-либо мысль песенка становится громче.
Спустя несколько минут я невольно начинаю её мычать себе под нос, чем привлекаю внимание стражников, но только не Прим, он беспристрастно с поднятой вверх головой идет впереди меня. Упрямство этого поклонника