Незнакомец сжимает мои предплечья, пытаясь переставить меня, чтобы выйти, но я сбрасываю его ладони и проговариваю по слогам:
– Не прикасайся, – а потом отпихиваю от себя, желая поскорее отделаться. Кажется, он мечтает о том же самом. Разглядывает пару секунд, а затем проталкивается через дверь, повернувшись боком и намеренно задев по пути.
– Эй, смотри, куда идешь! – вырывается невольно, но парень не оборачивается, а только бросает: «Таким, как ты, следует летать самолётом».
Обида заполняет до самого горла, щеки краснеют. Наивно было полагать, что такой тип промолчит, но выяснять отношения у меня нет времени, да и находиться рядом с ним еще хоть на секунду дольше я бы хотела в последнюю очередь.
Я закрываю дверь, прислоняюсь к ней спиной, медленно вдыхаю ещё раз, поморщившись от царящего внутри запаха, и разворачиваюсь, вглядываясь в собственное отражение.
Отражение Виолы Максфилд.
Рыжая! Ещё и с кучей веснушек по всему лицу! Не просто на носу парочка, как у героинь мультфильмов. Их так много, как звезд в галактике. Я пялюсь на незнакомую пару глаз, растерянно глядящих из-под накрашенных ресниц. Дотрагиваюсь до своих волос, пропуская их сквозь пальцы, словно тонкие медные нити. Девушка в отражении делает тоже самое.
– Вот же мы с тобой попали, – шепчу я, соединяя в одно целое незнакомый голос с таким же незнакомым лицом.
Рыжая молчит. Только смотрит в ответ испуганно.
Чем дольше я разглядываю ее – себя, тем сильнее поднимается внутри липкий, скользкий страх. Я не знаю, что делать дальше. Где искать помощь, и кто мне вообще поверит? Лихорадочно перебираю в уме варианты, что могло произойти, но ничего действительно разумного в голову не приходит.
Я упала и ударилась головой? Но ни на волосах, ни на лице нет ссадин или следов крови. Приняла какой-то серьезный наркотик? А могла ли? Сомневаюсь. Не знаю, какой была та Виола, что широко распахнув глаза, глядит на меня из зеркала, но я бы никогда не стала глотать запрещённые препараты!
Я пялюсь на свое отражение несколько минут, задумавшись, пока не подскакиваю от гулких ударов, разносящихся металлическим дребезжанием по кабинке. Кто-то требовательно барабанит кулаком по двери, и я открываю металлическую защелку.
– Виола, – моя незнакомая-знакомая заглядывает внутрь, – я уже боялась, что с тобой что-то случилось. Вдруг опять стало плохо. – Она приобнимает меня за плечи, и я не сопротивляюсь. Удивляюсь своей покорности, но рядом с кем-то, кому не безразлична, чувствую себя спокойнее.
Она ведёт меня куда-то, рассказывая о том, как в поездах её обычно укачивает. Я чувствую аромат лекарств – травяной и немного горький, по-больничному неприятный, но зато прекрасно перебивает запах общественной уборной. Уже за это, он мне нравится.
Женщина – а ведь я до сих пор не знаю её имени – уверенно шагает вперед, не глядя по сторонам.
– Пришли, – вдруг говорит она, остановившись, и, подняв с кресла сумку, принимается запихивать ее наверх. Я осматриваюсь. Свободных мест три. На столе между сиденьями – пара стаканчиков из Старбакс. У стенки парень с русыми, коротко стриженными волосами, глубоко задумавшись, глядит в окно. Я сажусь напротив, но только успеваю поднять глаза, как натыкаюсь на недоуменный взгляд.
– Милая, это ведь мое место, – лепечет попутчица. – Твое рядом с женихом.
Мы «с женихом» одновременно вскидываем головы, а затем оба переводим взгляд на женщину, словно синхронистки в бассейне. Как можно незаметнее я пытаюсь рассмотреть свой безымянный палец и едва не подпрыгиваю на месте, потому что на нем блестит золотое кольцо, но ещё больший страх меня охватывает, когда я вижу точно такое же на руке сидящего напротив.
Как я не заметила сразу?
Я помолвлена?
– Неужели поссорились? – склонив голову на бок, спрашивает женщина, улыбаясь так, будто умиляется двум младенцам.
Парень неловко улыбается и берет меня за руку. Ладони у него широкие, теплые, а ещё влажные.
– Конечно, нет. Когда бы мы успели? – медленно произносит он низким, слегка глуховатым голосом, несколько нервно сжимая мои пальцы. Я автоматически напрягаюсь, но молчу, оставаясь безучастным наблюдателем. Парень отпускает, и я тут же прячу трясущиеся руки, чтобы не выдать себя.
– Ну вот и славно, – Мария – так, судя по бирке на саквояже, что она прячет наверх, зовут мою надоедливую соседку – с энтузиазмом начинает восхищаться идеей свадьбы в пригороде Парижа, и тут до меня доходит, что она говорит о нас.
Я чувствую, как горю до кончиков ушей. Надеюсь, на фоне рыжих волос и таких же веснушек, это выглядит незаметно. Чтобы скрыть смущение, я медленно пересаживаюсь, по ходу пытаясь незаметно рассмотреть парня, все еще не в состоянии поверить, что я и он вместе. Я даже слово «мы» произнести не в силах.
Судя по всему, он предпочитает совсем не разговаривать с окружающими. Наверное, интроверт. Вжался в угол, пытаясь как хамелеон слиться с белой стеной вагона, и это даже комично, потому что не заметить такого слишком сложно. Чего уж говорить, парень с таким лицом и телом заставит любую девушку нервничать, захлёбываясь в слюнях и восторгах, – слишком уж ладно выглядит. Даже подозрительно.
Широкие плечи обтянуты тонким джемпером, сквозь который просвечивает рельефная линия мускулатуры, русые волосы аккуратно уложены на бок. Да он словно сошел с рекламного плаката! И хоть и сидит, все равно заметно, что высокий, не меньше шести с лишним футов.
Мысленно я даю себе «пять» за то, что мой жених такой красавчик. Под ребрами приятно покалывает. Он определённо подходит под тип парней, который мне нравится, но я все равно продолжаю искать в его взгляде хоть что-то, за что смогу зацепиться: морщинку между бровей, шрам, любую ужимку или эмоцию, которая всколыхнет внутри что-то и докажет, что я не схожу с ума. Воспоминание или ощущение: мягкое и согревающее, как чашка горячего шоколада в зимний вечер, или наоборот пламенное и возбуждающее, как прикосновение холодного щелка к раскаленной коже. Но бесполезно.
Мария-с-багажной-бирки, продолжая болтать, называет его Шон. Я пробую это имя на вкус, беззвучно проговаривая по буквам в надежде, что оно вызовет внутри хоть какие-то ассоциации. Будто встречу старого знакомого, которого не видела много лет, но ждала как никого другого.
Тоже ничего.
Я чувствую, что упускаю какую-то важную деталь, мелочь, которая составит все части мозаики вместе. И тут меня осеняет. Ослепляющая догадка вспыхивает внутри так, что дыхание перехватывает. Это предположение нужно срочно проверить, потому если то, что случилось со мной не случайно, значит эта кара небесная, психологический эксперимент или наказание за грехи может работать в обе стороны.
Обхватывая двумя руками теплую, широкую ладонь Шона, я наклоняюсь ближе и, настолько ласково, насколько позволяет актерский талант, произношу:
– Милый, ты не проводишь меня в уборную, а то