Тем летом подруга больше не звонила мне. Затем я приехала в Денвер, чтобы навестить родственников, и договорилась с ней о встрече. Она рассказала, что в начале лета у дочери все было отлично, но в конце августа, незадолго до возвращения домой, она снова испытала паническую атаку во время пробежки.
– Она справилась, потому что знала, что происходит, – пояснила подруга. – После того случая она нашла в интернете информацию о техниках релаксации, но, к счастью, больше панические атаки не повторялись.
Когда тревога девочки вмешивается в ее повседневную жизнь, необходимо обратиться к специалисту по тревожным расстройствам. Когнитивно-поведенческая терапия представляет собой систематический подход к лечению всех компонентов тревоги, о которых мы уже говорили. Психологи используют самые современные техники, чтобы помочь пациентам справиться со своей физиологической реакцией, побороть неприятные эмоции, прогнать тревожные мысли и со временем избавиться от страхов.
В психодинамической терапии основное внимание уделяется мыслям и чувствам, которые находятся за пределами сознания. Она особенно полезна, если причина тревоги неизвестна. Этот вид психотерапии помог Симоне, десятикласснице, чья мать обратилась ко мне после встречи со школьным психологом. Во время телефонного разговора она рассказала, что ее дочь постоянно чувствует себя «на взводе», но не знает почему. В семье все было благополучно, девушка хорошо училась, расписание не было сложным, и она поддерживала хорошие отношения с близкими друзьями. Когда я спросила, как Симона относится ко встрече со мной, мать ответила: «Она очень нервничает и хочет, чтобы я была рядом». Я сказала, что буду рада видеть их обеих, если Симоне будет от этого легче.
На нашем первом сеансе Симона и ее мать сидели так близко друг к другу, что их ноги соприкасались. Меня поразило, что пятнадцатилетняя девочка – самостоятельная личность – нуждалась в физическом контакте со своей матерью. Наша первая встреча была ничем не примечательна. Я узнала, что Симона была старшей из троих детей, что ее мать была успешным предпринимателем и каждый месяц уезжала в длительные командировки, и что они прожили в одном и том же доме в Бичвуде почти двадцать лет.
На следующий сеанс Симона пришла одна. Она села на дальний конец дивана, взяла чашу с разноцветными магнитами и серебряными шариками, стоявшую на небольшом столике, и начала строить из них пирамидку. Детали игрушки соединялись с приятным щелчком. Симона спокойно ответила на мои вопросы о прошедшем школьном дне (ей много задали на дом), друзьях (они были веселыми и надежными) и уровне тревоги (повышенном из-за предстоящих экзаменов). Она рассказала о своих тесных отношениях с матерью:
– Мы хорошо ладим… не всегда, но в основном. И хотя я никогда не говорила ей об этом, я ею восхищаюсь.
Своего отца Симона назвала «сложным, отстраненным, но очень хорошим папой и очень хорошим человеком».
После второго сеанса я задумалась, зачем Симона вообще решила обратиться ко мне. Информация, которую я получила, не объясняла ее постоянную взвинченность. Сама Симона не спешила разбираться с причинами своих чувств. Но во время нашего третьего сеанса проблема наконец-то вышла на поверхность. Симона быстро вошла в мой кабинет, снова взяла чашу с игрушками и молча начала собирать пирамидку. Через несколько минут она спросила:
– Вы рассказываете моей маме, о чем мы говорим на сеансах?
Я убедила ее, что не нарушала обещание, данное на первом сеансе: наши разговоры остаются приватными до тех пор, пока у меня не появятся причины полагать, что девушке может причинить вред она сама или кто-то другой.
– У моей мамы был тайный роман, – призналась Симона. – Она не знает, что я об этом знаю.
Она рассказала, что несколько месяцев назад подслушала разговор своих родителей. Командировки матери на самом деле были поводом для тайных свиданий с ее бывшим молодым человеком из университета.
– Как я поняла, моя мама рассталась с ним и рассказала обо всем папе, – добавила Симона. – Я уверена, что папа очень расстроился, но теперь они ходят вместе к психологу, и в нашей семье все хорошо. Но я не знаю, как себя вести.
– Это непростой секрет, – согласилась я. Симона закрыла глаза, пытаясь сдержать слезы, и кивнула. Мы обе признали, что именно он и был причиной ее нервозности. Вместе мы обсудили варианты действий. Симона могла сказать родителям, что обо всем знала, или не признаваться и позже решить, что делать. Когда мы поговорили об этом, девушка явно испытала облегчение, разделив тяжелую ношу с другим человеком.
– Знаете, есть еще кое-что, – сказала Симона в начале нашего следующего сеанса. – Тайный роман мамы не имеет ко мне никакого отношения, но я не знаю, как теперь относиться к ней.
Она призналась, что очень любила мать и всегда доверяла ей. Она гордилась тем, что та была главным кормильцем в семье.
– Я действительно уважаю ее, – робко продолжила Симона. – Но теперь не знаю, что и думать.
Я осторожно спросила:
– Ты чувствуешь, что разочаровалась в ней?
По правде говоря, я подозревала, что это еще мягко сказано, но знала, что о чувствах нельзя говорить напрямую. Услышав вопрос «Ты в ярости?», пациент лишь замкнется в себе, особенно если до этого он пытался игнорировать свой гнев.
Неожиданно по щекам Симоны потекли слезы. Наконец она выпустила свои эмоции на свободу.
– Послушай, – мягко сказала я. – Злиться на человека, которого любишь и в котором нуждаешься, очень больно. – Я пересела к девушке на диван и через несколько минут продолжила: – Твое разочарование полностью оправданно. Я думаю, оно тоже объясняет твою тревогу. Возможно, твои обостренные чувства представляют собой третий шаг в скрытой последовательности твоих переживаний. – Симона посмотрела мне в глаза, и я пояснила: – Первый шаг означает, что в глубине души ты очень расстроена из-за романа мамы. Второй шаг – ты не хочешь чувствовать себя так плохо. Третий шаг, который привел тебя ко мне, означает, что ты постоянно испытываешь тревогу. Возможно, ты переживаешь, что твой гнев может разрушить хорошие отношения с мамой.
Симона сосредоточенно поджала губы и сказала:
– Возможно, так и есть… я не знаю. Я не уверена.
На наших следующих сеансах беспокойство Симоны начало стихать. Мы обсудили, могла ли ее тревога подогреваться гневом. Дело продвигалось медленно, но, по крайней мере, мы вышли на верную тропу.
Не всегда тревога возникает из-за скрытой причины, но стоит учитывать, что это чувство предупреждает нас о внутренней или внешней угрозе. Иногда девочка переживает из-за внешней угрозы – такой, например, как проблемы в семье. В других случаях девочка сталкивается с мощной внутренней угрозой,