Бросок. Оружие пробивает призрачную голову насквозь и разрубает череп надвое.
— А-А-А-А-А-А-А! — мужчина схватился за голову, — Ч-что… ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?! — завопил он дрожащим голосом.
— Если убить сильное существо, то я могу показать ему фрагмент своих воспоминаний. Увы, этот фрагмент настолько мал, что в него не помещается и получаса. Но я также откуда-то знаю, что в этом измерении мы можем находиться сколь угодно долго, — замахиваюсь копьём, — И умереть без моей команды здесь никто не способен.
Броском я разрываю его рёбра и пробиваю лёгкие, отшвыривая дёргающийся труп на несколько метров.
В то же время воспоминания моего детства проносится перед нашими глазами.
— А-А-А-А-А! — Шезму хватается за грудь и закашливается слюной, — Хва… хватит!
— Причина всех страданий, что тебя окружают — ненависть, — отрубаю ему голову.
Крик.
— Но не пойми неправильно — ненависть, это хорошая эмоция. Она способна дать такой стимул к счастью, на какой не способна ни одна другая светлая эмоция, — телекинезом разрываю собеседника надвое.
Вопль. Шезму лежал и корёжился от фантомной боли, безустанно разрывая горло в истеричном крике и просматривая моменты моего избиения другими детдомовцами.
— Но к тебе это, увы, не относится, — создаю в руках двуручный меч и заношу над мужчиной, — Я покажу тебе, что испытывают жертвы твоей, неправильной ненависти.
Опускаю. Слышится звук разрываемой плоти.
Крик.
/Спустя три дня в измерении белых нитей/
— Понимаешь ли…, — замахиваюсь топором, — Наша с Лилит судьба очень похожа. Просмотрев мою, ты поймёшь, что испытывала твоя дочь.
— СТОЙ! ХВАТИ…
Рублю горло. Шезму падает наземь, машинально хватается за порез и в предсмертной агонии пытается втянуть воздух.
Пространство рябит. Мы оба стоим в метре друг от друга.
— Пожалуйста…, — он бессильно падает на колени, — Я… я больше не могу. Стой!
Задираю копьё.
— СТОЙ! Я ПОНЯЛ, ЧТО…
— Я же вижу, что не понял.
Пробиваю затылок. Труп Шезму сразу же задёргался в предсмертных конвульсиях, а частичка воспоминаний перетекла меж двух переплетённых сознаний.
Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
— А-А-А-А-А! — на всё пространство разнёсся вопль ужаса.
По его щекам бежали слёзы.
/Спустя пять дней постоянных смертей Шезму/
— Хватит! — кричал он.
Срезаю половину головы. Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя неделю постоянных смертей Шезму/
— Прошу! Оста…
Крушу череп. Труп, получивший частичку моих воспоминаний, падает в лужу собственной крови.
Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя неделю и три дня постоянных смертей Шезму/
— ОСТАНОВИСЬ! — вопил Шезму, — ХВАТИТ! СКОЛЬКО МОЖНО?! — со слезами на глазах он шёл в мою сторону, — Я понял! Я всё понял! Моя ненависть на весь мир ничего бы не решила! Да, я был неправ, так издеваясь над дочерью! Прошу, хватит меня пытать!
Неделя и три дня; периодичностью в двадцать секунд; cорок три тысячи двести раз — именно столько Шезму испытал свою смерть. Я отрезал ему голову, разрывал надвое, вырывал сердце, испепелял, превращал в груду костей и использовал вообще все способы убийства, на кои был способен мой мозг. И в то же время я никогда не убивал его болезненно — все разы он умирал мгновенно и не дольше секунды. Но даже так, это была невероятная агония. Прочувствовать смерть сорок три тысячи двести раз — это невыносимо.
Уж мне ли не знать.
— Я дерьмо! Поганое дерьмо! Я видел твою жизнь, видел, как страдают дети! Как страдают люди! Хватит. Пожалуйста…, — он упал на колени и заплакал, — Пожалуйста… я больше не могу умирать… я не хо…
— Остался бункер. Прости, — в руке появляется меч.
— НЕ-Е-Е-Е-Е…
Голова валится с его плеч. Моргаю.
Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя две недели постоянных смертей Шезму/
— ХВАТИТ! Я ВСЁ ПО…
Превращаю его в пыль. Фрагмент моих пыток в Атараксисе переносится в его память.
Моргаю.
Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя две с половиной недели постоянных смертей Шезму/
— СТОЙ! ПРОШУ!
Вырываю хребет. Вместе с тем призрак видит, как я, ещё будучи ноль-вторым, собственноручно сжигаю дом с запертыми внутри детьми.
Моргаю.
Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя три недели постоянных смертей Шезму/
— Остановись!
Убиваю. Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
Снова.
/Спустя три недели и один день постоянных смертей Шезму/
— Пожалуйста.
Убиваю. Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
Снова.
/Спустя три недели и два дня постоянных смертей Шезму/
— Прошу…
Убиваю. Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
Снова.
/Спустя три с половиной недели постоянных смертей Шезму/
— Хватит…
/Спустя месяц постоянных смертей Шезму/
Он уже не кричал. Фантомная боль — это последнее, что его сейчас заботило.
Он умер один миллион двести девяносто шесть тысяч раз. И это тоже уже никого не заботило.
— Боже…, — с пустым взглядом прошептал Шезму, просматривая последние воспоминания, что я хотел ему показать, — Б-боже, Валир… что я наделал?..
— Едва не испортил жизнь дочери, что в итоге захотела спасти тебя от страданий, — сказал я с улыбкой на лице, и впервые за весь месяц выпустил оружие из рук.
— О нет…, — он поднял на меня испуганные глаза, — О нет! Боже, что я наделал?! Что я…, — он посмотрел на собственные руки, а его дыхание сильно ускорилось, — Что же я натворил… — Шезму схватился за лицо, — Какая же я тварь! П-почему?! Валир, скажи, почему я так поступал?!
— Потому что не знал другой стороны.
— Я…, — сказал призрак, — Я видел твою жизнь, Валир. Я прочувствовал весь твой опыт, будто бы сам прожил все столетия… мучений в Атараксисе, — он говорил отрешённо, словно бы не мог отойти от увиденного кошмара, — Я… я… что мне делать?! Зачем ты мне всё это показал?! Чтобы я мучался перед смертью? — он переходил на крик, — Чтобы понял, насколько дерьмом я был?! Да! Я понял! Я всё понял! Прошу, скажи, что ты не просто так заставил меня сдохнуть с чувством вины!
Он кричал. Но не от злости, а от обиды и непонимания.
Кричал как обычный человек, коим он стал лишь сейчас.
— Помнишь, как я сказал, что благодарен тебе?… — вздохнул я, — Благодарен за то, что ты позволил мне выживать в этом мире. Помнишь?
— …
— Вот моя благодарность, Шезму. Я хочу отплатить тем же, — мой голос разносится по всему пространству, а тело медленно взмывает в воздух, — Я вновь пережил все свои самые болезненные воспоминания. Я смотрел вместе с тобой на смерть невиновных и ощущал пытки, к которым приводило моё же несчастье. Для тебя мне вновь пришлось услышать крик родных мне людей! — я медленно поднимаю руки, и пространство вокруг начинает дрожать, — Я показал тебе весь свой опыт. Не оставил выбора, кроме как прожить жизнь будучи страдающим ничтожеством! Я открыл тебе глаза! А теперь, Шезму, ответь: ты ненавидишь себя?!
— Д-да! Ты же всё сам прекрасно понимаешь! Я ненавижу всё, что делал и что собирался сделать! Я был поганой тварью, не считающей собственную дочь даже за живое существо