– Волна поднялась на высоту четыре с половиной метра и сокрушала всех и вся на своем пути. Она погнула стальные балки на Атлантик-авеню, переворачивала вагончики на железной дороге, вырывала здания из фундамента. Патоки на улицах было по пояс. Подхваченные волной лошади и люди тщетно пытались высвободиться из потока, но чем больше они сопротивлялись ему, тем сильнее застревали.
– Подожди секунду… – Я прервала ее. Что же происходило с этой историей? Обычно я могла вставить немного от себя в сюжет. Я высказывала свое неудовольствие или качала головой, и Марджори возвращалась к прошлому эпизоду, меняя историю, пока она не приходилась мне по вкусу. В этот же раз, вместо того, чтобы попросить ее начать с начала, я спросила: – А что случилось с Марией и ее братьями?
Марджори перешла на шепот:
– Когда цистерна взорвалась, братья Марии убежали в поисках безопасного места. Она тоже пыталась унести ноги, но бежала слишком медленно и обогнать поток не могла. Первой ее настигла тень волны, взобравшаяся по задней части ее ног и вверх по ее любимому свитеру к голове. Патока закрыла собой солнце, и самый прекрасный день сменила тьма. А потом Марию догнала и сокрушила и сама волна.
– Что? Она умерла? Зачем ты это говоришь? Какая ужасная история! – Я спрыгнула с кровати и засеменила, чтобы подобрать валявшуюся на полу книжку Скарри.
– Знаю. – По голосу Марджори можно было бы подумать, что она соглашается со мной, но ее рот снова растянулся в улыбку, а глаза сияли. Она выглядела гордой собой, будто бы только что рассказала самую лучшую из всех историй.
Я снова плюхнулась на кровать, усевшись напротив Марджори.
– Как ты могла придумать что-то подобное?
– Я ничего не придумывала. Это реальная история. Она на самом деле произошла. Мария и еще двадцать человек действительно погибли под волной патоки в Бостоне.
– Это выдумка, такого не было.
– Нет, это было.
– Не было!
– А вот и было.
После еще двух заходов спора в том же духе я все-таки уступила.
– Хорошо. Кто тебе об этом рассказал?
– Никто.
– Тогда ты узнала об этом из Интернета? Ты же понимаешь, не все, что пишут в Интернете, правда. Моя учительница говорит…
– Ты сама можешь посмотреть про затопление патокой в Интернете, я уже проверяла, там есть вся информация. Ну, по крайней мере, по большей части. Но узнала я об этом не из Сети.
– Тогда где?
Она пожала плечами, потом захихикала, перестала и снова пожала плечами.
– Не знаю. Проснувшись вчера, я просто знала об этой истории, будто она всегда была у меня в голове. Мне кажется, так бывает со всеми сюжетами. Даже из реальной жизни. Я понимаю, это неприятная, ужасная, нехорошая история, но я… Я не могу не думать о ней, понимаешь? Я представляю себе, как это ощущалось тогда, каково было бы мне на месте Марии, видеть, вдыхать, слышать и чувствовать то же, что и она в ту секунду, когда над ней нависла волна. Прости, не получается это объяснить. Я просто хотела рассказать тебе об этом, Мерри, поделиться с тобой историей. Понимаешь? – Она добавила в голос металла, который звучал всякий раз, когда она сидела над домашним заданием или кричала мне, чтобы я отстала от нее. – Ты можешь принять это, мисс Мерри?
– Наверно. – Я не верила ей и не понимала, почему она так силилась убедить меня, что об этой истории она узнала не из Интернета. Мне уже было восемь лет, и я больше не была наивной девчушкой. Когда я была совсем маленькой, Марджори рассказывала мне, что все вещи в ее комнате менялись местами сами по себе ночью, пока она спала. Причем она сообщала мне об этом с такой серьезностью, изображая досаду и потрясение, что я переживала вместе с ней ту же досаду и потрясение. Мои эмоции разрастались до почти критических значений, но как раз в тот момент, когда грозили политься слезы, Марджори умела остановить меня одной фразой: «Да ладно тебе, шучу я, шучу. Не переживай, Мерри-мартышка». Мне не нравилось, когда она называла меня «Мерри-мартышка».
– Посмотри, что я нарисовала. – Марджори придвинулась к месту, где я сидела, раскрыла «Вокруг света» и положила книгу нам обеим на колени. На страницах был изображен Амстердам, но она хорошенько потрудилась и переписала буквы названия, чтобы превратить подпись «Амстердам» в некое подобие «Бостона». Она нарисовала гигантскую цистерну, спереди у нее зияла ужасающая дыра с зазубринами, из которой на город изливались струи накаляканной коричневым фломастером патоки. Марджори также изобразила облаченных в спортивные курточки и при галстуках кошек и собак в стиле Ричарда Скарри. Завязшие в патоке животные барахтались, пытаясь спастись. Волна патоки нависла над обреченным поездом, его пассажиры, тоже переделанные в кошек и собак, вопили от ужаса.
Мне хотелось ударить Марджори, двинуть по ее тупому улыбающемуся лицу. Она издевалась надо мной, над моей глупенькой книжкой с ее нелепыми историями. И все же я не могла отвести глаз от страницы. Это было жуткое зрелище, которое сулило мне кошмары, но в этом безумии было что-то завораживающее.
Марджори сказала:
– Смотри. Вон Золотой Жук. – Она указала на желтенькую фигурку с перечеркнутыми глазками и протянутыми в поисках помощи тоненькими как прутики ручками, которые вздымались над паточным потоком. Он одновременно взывал ко всем и ни к кому конкретно.
Я молча захлопнула книгу. Марджори водрузила книгу ко мне на колени и потрепала меня по спине.
– Прости. Может быть, мне не стоило рассказывать тебе эту историю.
Я поспешно, возможно, даже слишком быстро, ответила:
– Нет. Ты можешь со мной говорить обо всем. Рассказывай мне истории. Но можно ли завтра историю, как раньше? Придуманную тобой?
– Да, Мерри. Обещаю.
Я медленно сползла с постели, намеренно стараясь не смотреть в сторону Марджори и глядя на скопление постеров на стене. Сначала, когда я вошла в комнату, я не заметила, что постеры теперь висят на стене внахлест. Виднелись только отдельные фрагменты собранной плеяды певцов, спортсменов и звезд кино. Разрозненные руки, ноги, волосы, пара глаз. Посреди этого коллажа из частей тел, будто бы на самом видном месте, выделялся рот, то ли в улыбке, то ли в злобной гримасе.
– Эй, как тебе мои постеры?
С меня всего этого было довольно. У меня в руках были обе книги, они были невыносимо тяжелыми.
– Так себе, – сказала я, надеясь, что мои слова ее хоть немного заденут.
– Не рассказывай маме и папе, они взбесятся. Но когда я проснулась, клянусь, в моей комнате все было именно так. Если посмотреть на