– У меня есть несколько правил, когда я трахаюсь, – после паузы произнёс Глеб, невесомо поглаживая влажные складочки её лона, от чего Еся задышала чаще и принялась сильнее тереть сосок. Ей уже было необходимо, чтобы он снова начал брать её грубо и болезненно. Странно, раньше таких наклонностей у себя она не замечала.
– Я так и знала, что всё будет непросто, – наконец, выдохнула она, принимаясь ёрзать. Но Глеб убрал руку, словно понимая, что если надавит чуть сильнее – заставит Есению кончить.
– Да нет. Ничего особенного. Если трахаю я – ты делаешь всё, что тебе скажу. Говорю развести ноги – разводишь. Говорю встать раком – встаёшь. Говорю, что трахну в рот – берёшь. Если трахаешь меня ты – я делаю всё, что скажешь ты. Вообще всё. Идёт?
Еся приподнялась на локтях и посмотрела на Глеба, лицо которого окутывал полумрак. Он шутит? Да любой бабе такое предложи, она и думать не будет.
– Здесь есть какой-то подвох? – уточнила она на всякий случай.
Этот подлец нереально её завёл. Даже от его слов, которые он произносил спокойным тоном, она текла, как шлюха. И он, как ей казалось, это прекрасно понимал.
– Никакого. Ну, только если ты чего-то не пробовала и пробовать не хочешь, тогда да. Но мы это можем обговорить тоже.
– Например?
– Минет?
– Пф!
– Порка?
– Если только лёгкая.
– Связывание?
– Да.
– В попку?
– Да. Но мне не особо.
– Попробуем так, чтобы стало особо.
– Самоуверенный.
– У нас всё получится, вот увидишь. Остальное обговорим, если тебе понравится и захочешь продолжать.
– Хорошо. Это всё?
– Собственно, да. Кто первый?
– Ты.
– Хорошо. Тогда опять разводи ноги и ложись. Грудь пока не трогай.
– Нельзя?
– Неа. Я скажу, когда.
Боже, она сумасшедшая, если соглашается на всё это. И дело не в его «правилах». Она слышала от мужиков и не такое. Проблема виделась Есении в том, как она и её тело реагировали на Глеба. Как наркота, которую она уже попробовала, и на которую подсела. И это после единственного вечера. Одного вечера. Она улеглась удобнее и широко развела ноги.
– Подхвати под коленками и прижми к груди. И не своди, пока не кончишь.
Еся снова текла. Никогда и ни с кем у неё не было такого. Да, возбуждалась, да, пробовала почти всё, чем занимаются обычные люди, но чтобы становиться мокрой от простых слов…
– Мне непривычно, когда так, – призналась, когда Глеб устроился на коленях между её бёдер и положил ладонь на её живот, ощутимо вдавливая её в диван.
– Мне уйти?
– Нет. Но если бы так не смогла, ушёл бы?
– Да.
– Блин.
– Что?
– Нет. Ничего. Ты начнёшь уже?
– Это ты болтаешь. Не болтала бы, уже бы трахались.
Он снова резко всадил в неё два пальца и снова нажал вниз, потом повернул кисть, чтобы оттянуть наверх. Еся не выдержала и громко вскрикнула. Бедный Павлик за стенкой, завтра будет стыдно смотреть ему в глаза. А Глеб снова нажал вниз, будто растягивал её.
– Не больно?
– Немного. Мне нравится.
– Хорошо.
Он принялся вставлять в неё третий палец, и когда Есения снова вскрикнула, принимая его, остановился, давая ей привыкнуть. Убрал ладонь с живота, чуть потёр клитор. Он сведёт её с ума. Хочется кончить, но пока никак. А возбуждение терпеть становится почти невозможно.
– Ещё можешь? Пожалуйста, – попросила Есения, когда Глеб убрал руку и снова нажал на её живот.
– Нет. Этот детский сад оставь до поры, когда будешь дома с рукой в трусах.
Он чуть приподнялся, сильнее вжимая Есю в диван и начал быстро вбиваться в неё пальцами. Резко, отрывисто, глубоко. Сильно.
– Ах… – Есения застонала, мечась на подушке и покорно продолжая держать ноги широко раскрытыми. – Боже…
Большой палец его руки скользнул по клитору, раз, другой, третий. Пальцы трахали её так, как никто и никогда не трахал. Глубоко и грубо, причиняя сладкую боль. Стенки лона были раздражены, а возбуждение стало совершенно нестерпимым.
– Глеб, боже… ещё, – попросила она, умоляя не останавливаться. – Ещё… я почти…
Он задвигал рукой быстрее, и Есения не выдержала, громко закричала, но крик тут же перерос в протяжный стон. Где-то наверху раздался приглушённый смех, на который Есе было наплевать. Она кончала, впервые за всю свою жизнь настолько бурно. Глеб продолжал двигаться в ней, теперь нежно и осторожно, вращая кистью, будто поглаживал изнутри, продлевая сладкие спазмы.
– Только не надо задавать вопросов, где я этому научился, – усмехнулся он, когда Есения затихла.
– Даже не… думала… спрашивать, – выдохнула она, так и не открывая глаз, перед которыми плясали разноцветные пятна. Глеб вытащил из неё пальцы и стал осторожно поглаживать внутреннюю поверхность бедра. – Что теперь?
– Ничего. Я передумал трахаться с тобой. Пойду к себе, подрочу.
– Почему? Тебе не понравилось что-то?
– Нет. Оставим на потом.
– Слушай, – она отпустила ноги и свела их вместе, откидывая его руку. – Ты издеваешься надо мной, да?
– Нет, почему? – В голосе Глеба сквозило удивление. – Или ты больше не хочешь со мной?
– Хочу. – Слово слетело с её губ слишком поспешно.
– Хорошо. Тогда продолжим потом.
Он встал с её постели, поднял с пола трусы и джинсы и вышел, так и не удосужившись одеться.
Невероятно странный парень.
Еся проснулась от громкого смеха, доносящегося из раскрытого окна. Она поморщилась, перевернулась на другой бок, намереваясь поваляться ещё немного, но тут же тонко вскрикнула и попыталась натянуть на себя одеяло. Прямо напротив кровати, где она спала, в кресле сидел Глеб. В джинсах, босой, волосы влажные, очевидно, после душа. В руках – футболка, которую он забыл ночью.
– Какого хрена? – не выдержала она, накрываясь до подбородка. – Ты что здесь делаешь?
– Доброе утро, – поздоровался он, как ни в чём не бывало. – Мне уезжать через пару часов, думал ты проспишь всё это время. Зашёл номер телефона спросить.
Прекрасно! Интересно, как давно он тут сидит? И что делал всё это время, смотрел на неё, что ли? Еся едва не простонала в голос. Вчера ночью, скрытая относительной темнотой и осмелевшая после алкоголя, она позволила ему и себе слишком откровенные вещи. А сегодня при свете дня всё выглядело совсем иначе.
– Очень… оригинально.
Она избегала смотреть на него, но чувствовала, как Глеб пристально за ней наблюдает. Спокойно и терпеливо, очевидно, слишком хорошо понимая, как Есению нервирует вся эта ситуация.
– Уже жалеешь о том, что было ночью?
Правильный вопрос. Она и сама задавала его себе, но ответа не находила.
– Да нет. Не жалею. – Еся немного помедлила. – Ты же в курсе, что я замужем?
– В курсе. Но если бы не хотела ничего, выгнала бы, едва я нарисовался вчера на пороге твоей комнаты.
– А ты бы ушёл?
– Ты бы не выгнала в любом случае.
Ох, как он чертовски прав. Она же его захотела, едва увидела. Как только вышел из своей чёрной тачки, так и захотела. Только одно дело