Первое воспоминание – звуки и запахи…

Они удивительным образом складывались в единую картину, пусть и совершенно не больничную, но – цельную. Сырость дополнял звук капели, слабый запах скотного двора и свежей древесной стружки сочетались с криками петуха, собачьим лаем и мычанием. На лбу лежала высохшая заскорузлая тряпка, сквозь с трудом раздвинутые ресницы просачивался слабый свет, но отрыть глаза я не могла – тряпка, пусть и не слишком плотно, прижимала веки, а рук и тела я не чувствовала.

Сознание возвращалось и уплывало, сколько я была в таком состоянии – сказать сложно. Но ни запаха больницы, ни капельниц в руках я не было и это – тревожило. Я не могла понять, где нахожусь. Зато тряпка иногда становилась влажной. Это беспокоило, мысли, пусть еще и не организованные, уже слабо пробивались через пелену беспамятства.

Ощущение дня и ночи менялось несколько раз, пока, в один момент, я не очнулась совсем, осознав себя Алиной Михайловной Лунёвой, живой и невредимой. Неловко подняла затекшую руку и смахнула повязку со лба. Пока слезящиеся глаза привыкали к полумраку, я, повернув голову на жесткой подушке, с удивлением успела рассмотреть часть странной комнаты. Ту часть, что могла увидеть не вставая.

Я находилась не в больничной палате, что уже давно поняла по запахам и звукам. Чердак – первое, что пришло на ум. Огромный чердак, на половину заваленный сеном или соломой. Слезы сморгнулись и видела я все совершенно отчетливо, как проявившуюся фотографию.

Крепкие балки поддерживали черепичную крышу и странность этих балок свела меня с ума мгновенно – они были цельными! Вся конструкция, весь этот, похожий на скелет неведомого животного каркас, под которым я сейчас лежала, состоял из одного цельного куска дерева. При всем желании я не могла различить в стыках брусьев хоть какой-то трещины, следов клея или топора. Ничего… Эти бревна просто росли друг из друга, я четко видела рисунок искривленных годовых колец на стыках.

Невольно протянув руку к нависшему над кроватью бревну, я хотела дотронуться до одной из балок, провести пальцем и убедится, что я просто не рассмотрела как следует – ну не растут деревья под таким углом друг из друга! Рука, которую я увидела, напугала меня до полусмерти. Тонкая девичья рука, со следами давнишнего пореза у сгиба, чуть загорелая и чужая. Я ощутила ее как свою, закрыла глаза и вновь провалилась в сон или беспамятство.

Встать со своего ложа я смогла только утром – почувствовала потребность в воде и туалете. Сперва, проснувшись, я убедилась, что вчера мне не показалось – я находилась в чужом теле, молодом, но очень ослабленном. При попытке сесть кружилась голова, пробивающиеся сквозь пыльное небольшое окошечко лучи встающего солнца доставляли сильный дискомфорт – глаза слезились, я часто моргала. Нелепость ситуации была в том, что я четко знала, кто я такая, но мои знания совершенно не совпадали с реальностью.

Все запахи и звуки были на месте, более того, проморгавшись и сев на кровати, я обнаружила и затихший источник капели – большой медный таз, в котором поблескивала жидкость. Крыша текла и его просто подставили собирать воду.

Худощавое девичье тело, в котором я находилась, вместо привычной короткой стрижки обладало целой кучей спутанных длинных белых волос. Похоже, пока я болела, никто особо не стремился ухаживать за мной – эта куча неопрятной грудой лежала у меня на плечах, а часть доставала до матраса, на котором я сидела. Держась за деревянную спинку кровати попыталась встать – вцепилась тонкими пальцами в перекладину, таким же странным образом растущую прямо из рамы изголовья и попробовала подтянуть ослабшее тело. Дерево начало крошиться прямо в руках, как трухлявый пень, распадаясь на мелкую волглую щепу.

Почему-то сильно испугавшись, я стала прикладывать эту труху назад, к перекладине, и с ужасом наблюдать, как по рукам струится мягкий золотистый свет, а внутри меня что-то слабеет и дрожит еле живым огоньком. Видела, как труха вновь врастает в древесину кровати. Руки я отдернуть не смогла до того момента, пока свет не потух. Слабость навалилась с новой силой, сильно закружилась голова, я неловко, боком, свернулась на кровати, но сознания больше не теряла. Просто очень захотелось спать. Однако резкий звук где-то за моей спиной не дал мне провалиться в сон сразу. И шепот совсем незнакомого, какого-то детского, голоса уже почти не испугал:

- Я же говорил тебе, Крейт – она колдовка! Сам же видел – колдовка она!

Странным образом в голосе сочетались любопытство, раздражение и что-то еще. Может быть – опасение? Впрочем, мне уже было все равно.

К вечеру я проснулась значительно бодрее. Во всяком случае, открыв глаза, и обнаружив, что лежу на мокрой простыне, встать и вымыться захотела немедленно. Поднялась, чуть пошатываясь, сдернула с тела промокшую и вонючую сорочку, липнувшую к телу и огляделась, не отходя от кровати.

Чердак уже не казался таким огромным. Та часть, что не была набита сеном, кроме моей кровати содержала в себе еще пару больших ящиков. В одном из них лежало какое-то тряпье, второй был перевернут и использовался как стол. На нем стоял кувшин и я, медленно, не слишком уверенно подойдя к нему, понюхала жидкость. Вроде бы – простая вода. Впрочем, пить хотелось уже так сильно, что я плюнула на непонимание ситуации и начала жадно глотать тепловатую жидкость.

Через пару минут, отдуваясь, поставила кувшин на ящик и полезла в тряпье – стоять голой посередь незнакомого места было неловко и страшно. Вещи были слежавшиеся, чуть волглые, но длинную хламиду я там нашла. Кроме нее выбрала кусок полотенца или просто тряпку, намочила в остатках воды и обтерла тело – пахло от меня совсем уж мерзко – застарелым потом, мочой, грязью. Оторвала от какой-то непонятной тряпки узкую полосу и прихватила волосы в хвост.

После воды мне стало лучше, а после того, как обтерлась и напялила хламиду – спокойнее. Мир вокруг был слишком реален, чтобы я могла думать о собственном сумасшествии или сне. Я - попаданка и с этим нужно смириться.

Разумеется, как и многие женщины, несколько раз я читала подобную литературу. Когда ехала к внуку в пригородной электричке, в метро, в маршрутке. Осознавать, что эти нелепые корявые миры из книжек – реальность, было не слишком приятно. Пожалуй, мне ближе был бы подход из фантастики, а не из фэнтези – параллельные миры. Есть только одна деталь, которая не укладывалась в историю о фантастике – золотистый свет на моих руках и чувство усталости, накатившее на меня позднее. Фантастика, все же, это космос, чудеса технологии и прочее. А свет больше всего