1553 год, 28 июня, поместье Андрея на реке Шат

Андрей подошёл к самой воде и умылся, зачерпнув ладонями немного этой жидкой прохлады.

Речка была небольшой. Метров десять шириной или около того. Причём к середине лета хорошо проявлялась её склонность к зарастанию. И какая-то трава, похожая на осоку, целыми подводными зарослями колебалась в течение воды. Видимо, какие-то плоские водоросли. Точнее парень сказать не мог.

Изредка то тут, то там била или щука, или голавль. Мирно квакали лягушки. Жужжали стрекозы. Журчала вода, заводясь о корягу, торчащую из воды.

– Ты как? – спросил он Марфу, с которой они наконец смогли нормально, по-человечески уединиться и передохнуть от всей этой свистопляски. Впервые с того самого момента, как узнали друг в друге попаданцев.

– В каком смысле?

– Мы тут уже год. Как тебе это приключение?

– Знаешь, не в восторге, – скривившись, ответила девушка… хм… молодая женщина. – Если уж попадать, то в каких-нибудь эльфиек. Магия. Вечная молодость. Жизнь столетиями или тысячелетиями. А это что? Грязь, боль и страдание. Причём сразу.

– Ты про побои?

– Не только. Понимаешь, здесь радости нет.

– Как нет? Вон Устинка с Егоркой ходят довольные как слоны.

– Ну… тут радости все очень примитивные. Поесть от пуза да поваляться, выпить, девку помять. Да и всё. Большинство местных мужчин, как я поняла, живёт этим. Как, впрочем, и там… у нас дома.

– А охота? А казни?

– Нашёл развлечения, – раздражённо фыркнула Марфа.

– Ну телевизора нет, радио с интернетом тоже, так что у них не так много зрелищ. Скучно. Вот и развлекаются как могут.

– Это да, – согласилась она. – Я бы многое отдала за смартфон с ютубчиком. Хотя бы на часик раз в неделю. Тоска такая, что жуть. Ни музыки, ни фильмов, ни клипов. Словно от меня кусок какой-то отрезали или голодом морят. Не могу. Ломка прям.

– До сих пор?

– До сих пор. Я ведь дома дня не могла прожить, чтобы хотя бы часик музыку не послушать или на ролики не позалипать. А тут что? Серость. Унылость. Скука. Природа. Кругом одна природа. Прямо мечта для гринписовцев и прочих садоводов. А меня от неё уже тошнит. Где трассы? Где автомобили? Долбаные несколько километров можно полдня идти, пробираясь по буеракам. Проклятье! Куда ни плюнь – везде одно медвежье говно. Я с ужасом представляю, что будет, если у меня, например, заболят зубы. Но это ладно. Это время от времени меня накрывает. А без музыки и роликов тяжко каждый день. Иной раз глянешь под ноги и мерещится, будто это мой смартфон. Приглядишься – нет. Показалось…

– Я бы тоже не отказался от смартфона, подключённого к Сети, – кивнул Андрей. – Той Сети.

– Полезные сведения нужны?

– И это тоже. Но больше пообщаться со старыми знакомыми. Тут, кроме тебя, все чужие. Ну… как чужие. Они ведь не знают, кто я и откуда. И им не откроешься. Да и о чём с ними разговаривать? У большинства уровень развития как у улитки или бурундука. Только обсуждение дел. И то – осторожное. Говоришь, а сам думаешь, как бы чего не сболтнуть. А там…

– Да уж… Наши близкие, наверное, уже и не вспоминают о нас. Похоронили. Оплакали. И на праздники могилки подправляют.

– Кто знает… – пожал плечами Андрей. – Я так до конца теорию Клима Дмитриевича и не понял. Во всяком случае, тот вывод, к которому я пришёл, выглядит слишком кошмарным.

– А что за вывод?

– Нет больше будущего. Просто нет. Растворилось в потоке хаоса. И мы с тобой только два его осколка, которые чудом выжили.

– А… – хотела сказать что-то Марфа, но прям залипла на несколько секунд. – Ты хочешь сказать, что этот старый козел уничтожил наш мир? Что он убил миллиарды людей?

– Да.

– Там же мама… сестра… отец… Боже!

– Он тебя к этому проекту не привлекал?

– Я только от тебя о проекте узнала. Судя по тому, что я тут, очевидно, привлекал. Слушай. А что с теми, кто жил тут раньше?

– С кем именно?

– Ну вместо нас.

– Со слов профессора их личности были в основном затёрты. Какие-то остатки слились с нами. Тебе, кстати, как в новом теле? Не жмёт нигде?

– Шутник, – смешливо фыркнула Марфа.

– Я серьёзно. Меня первые недели прямо заносило. Не понимал, кто я, где я, что я. С габаритами тела не мог совладать. Всё непривычно…

– То же самое, – кивнула Марфа. – Только привыкала быстро, так как меня пороть почти сразу начали. Так что шкурку эту лягушачью я стала ощущать очень быстро и крайне отчётливо. Особенно на попе и спине.

– Боль… Меняет сознанье. Страх… Взрывает дыханье. Жизнь… Теряет, сгорает… Кровь в венах играет…

– Пламенев?

– Именно.

– Да… – тихо произнесла Марфа. – Что-то очень похожее. Боль обостряет ясность бытия. Но я бы согласилась месяц-другой с разбитой в кровь задницей хоть ради смартфона с пусть даже ограниченным количеством композиций.

– А я бы с удовольствием на концерт сходил. Наверное, любой группы. Просто чтобы музыка громче. А всё вокруг яркое. Тут то куда ни глянь – тусклое всё. Блёклое. Ярких цветов, почитай, что и нет. Ты думаешь, чего они с той краской забегали? Она яркая, сочная. Думаю, им и самим несладко в этой серости жить.

– Только они к ней привыкшие. А мы с тобой видели и другую жизнь… другой мир. И нам сложнее во много раз. Мы знаем, что мы потеряли.

– Мы потеряли… – тихо произнёс Андрей и задумался.

– Ну да ладно, не грусти, – по-своему расценила состояние парня его супруга. – Ты, кстати, не можешь мне объяснить, чего мы в этой глуши забыли?

– А куда нам идти? Есть предложения?

– Туда, где спокойно и сытно.

– В эти времена таких мест нет.

– Тебя ведь тут пытались ограбить. Все. И Церковь, и мой отец, и воевода. Да и вон как унизили на верстании. Почему ты всё ещё тут? Разве нет мест куда интереснее?

– Милая, а что ты о них знаешь, об этих местах?

– Ну… – задумалась она.

– В этом мире одиночки не выживают. Увы. Теоретически в той