17
Джоана, скользнув по мне холодным взглядом, снова уткнулась в тарелку. Берта встала и отправилась к жаровне, а Эгги, поелозив на скамье, подвинулась, приглашая сесть рядом, но строгий взор Паулы быстро её усмирил.
— Ты опаздываешь, поторопись, — проворчала Паула.
Я прошла вперёд и села на скамью, выбрав самое нейтральное место за столом — между экономкой и Эгги. Берта тут же поставил передо мной блюдо и стакан с чем-то сладко-пряным. Я бросила на неё благодарный взгляд, но тут же одёрнула себя, видя, как Паула сжала в пальцах салфетку.
Это был самый молчаливый обед в моей жизни. Наверное, нагоняй получили не только мы с Джоаной, но и остальные девушки попались под горячую руку экономки. Когда обед подходил к завершению, у входной двери, которая вела во двор, где находились погреба, раздались мужские голоса. Берта, выйдя из-за стола, поспешила к выходу, Паула тоже направилась во двор всё проконтролировать, давая всем возможность свободно выдохнуть. Вот только не мне — мне-то как раз расслабляться нельзя. Не успела оглянуться, как ко мне подсела Эгги, сопровождённая раздраженным взглядом Джоаны.
— Паула сегодня не с той ноги встала. Злая, как мегера, — зашептала Эгги.
Я подняла голову и невольно глянула на Джоану, но она, состроив кислую гримасу, отвернулась. Эгги придвинулась ещё ближе, почти вплотную прижимаясь к моему боку, я опасливо глянула на дверь, за которой скрылась экономка.
— Кстати, — шепнула Эгги, — тебе идёт эта форма.
Джоана, мрачно жуя, вперила в свою наперсницу уничтожающий взгляд, а я поняла, что становится слишком душно в кухне, не хватало, чтобы девушки поссорились из-за меня — они соперничали друг с другом. Но я не хотела в этом участвовать.
К счастью, вернулась Паула, и Эгги как ветром сдуло.
— Ты закончил? Идём за мной, — властным тоном велела мне экономка.
Закончить с обедом я не успела, но есть и не хотелось, хотя сочное жареное мясо и картофель в сладком соусе пахли очень вкусно. А вот горячий напиток — подогретое молоко с мёдом и какими-то пряными специями — я выпила. Он согрел горло, смягчив его.
Паула повела меня в другую часть замка. А я только успевала осматриваться. Обстановка становилась всё роскошнее: дорогие ковры, изысканная мебель, всевозможные статуэтки, гобелены — всё это восхищало. Здесь было немного холоднее и пахло чем-то свежим и горьким, кажется, хвоей. Поднявшись на второй этаж, направились по коридору мимо библиотеки, зал для отдыха и кабинетов. Вся эта планировка была мне хорошо известна, и я легко ориентировалась — могла бы и сама найти дорогу. Мы остановились перед добротной дубовой дверью.
Паула постучала. По моему телу прошлась горячая волна, волнение скрутилось в животе онемением, а голову повело. Я невольно коснулась виска, унимая разыгравшуюся тревогу и ещё что-то, что заставляло сердце биться, как обезумевшее. Это просто волнение и трепет перед тёмной аурой, которая была для меня необъяснимо завораживающей. А ещё страх перед разоблачением. Что сказал Нейтону Кемрону лекарь? Судя по тому, что мне снова выдали мужскую одежду, он промолчал о том, кто я.
Экономка открыла дверь и отступила, проводив меня твёрдым взглядом. Пригнув голову, я прошла внутрь, погружаясь в полумрак комнаты. В кабинете тоже пахло хвоей, но примешивался еще аромат орехового дерева и мускуса.
Нейтон сидел за столом и что-то писал на бумаге.
Он поднял голову, бросил на меня короткий взгляд. Этого было достаточно, чтобы сердце пропустило удар.
— Проходи, — бросил он, продолжая писать.
Я вдохнула и несмело прошла вперёд, не чувствуя от волнения ног. Чтобы отвлечься, принялась рассматривать многочисленные полки с книгами и разными незнакомыми предметами.
Нейтон поймал мой взгляд, и я застыла, невольно вытянувшись по струнке.
— Тебе уже лучше? — спросил он. Я кивнула, не в силах разомкнуть губы. Кемрон опустил взгляд по моей фигуре. — Хорошо, — отвернулся, отложил перо, подхватил бумагу со стола и, сложив её вдвое, сунул в приготовленный конверт. Я пыталась понять, какие мысли в голове у милорда, и ожидала самого худшего. — Тогда продолжим наш разговор…
Я сглотнула, напрягая все мышцы, даже шею свело.
— О чём вы хотели спросить, милорд?
Карие, почти чёрные, глаза буквально втягивали меня в горячую бездну. Почему мне кажется, что он видит меня насквозь? Видит мой обман. Или милорд решил подыграть мне? Но не похоже, он выглядел спокойным и расслабленным.
Какие широкие у него плечи, я никогда не видела таких! Я снова сглотнула, моргнув.
— Ты утверждаешь, что не знаешь, что в тебе магия.
— Это так.
— Кто твои родители? — спросил то же, что у меня уже спрашивали служанки.
— Я их не знаю. Я вырос на улице, моя мачеха не заботилась обо мне и выгоняла из дома каждый раз, когда была не в духе, а не в духе она была постоянно. Я из Ливстора, милорд, — отчеканила заученные фразы, нисколько не краснея.
Кемрон чуть нахмурился.
— А в Энстендор как попал?
— Сбежал из дома, мачеха завела себе любовника, и тот начал меня бить, требуя, чтобы я воровал…
— И ты воровал?
Я задержала дыхание, раздумывая как лучше ответить, чтобы милорд мне поверил.
— Бывало... — соврала я, — но только чтобы не помереть от голода, — усмехнулась криво, пытаясь выглядеть естественно, как и подобает мальчишке с улицы. Но когда увидела мелькнувшее разочарование во взгляде милорда, внутри меня что-то рухнуло.
Нет, мне должно быть всё равно, что он подумает обо мне!
— И ты говорить мне это не боишься?
— Ну вы же меня спасли…
— Верно, — согласился милорд.
Я опустила взгляд.
— Простите, милорд, — буркнула виновато. — Я благодарен за то, что вы не выдали меня королевской страже, и буду держать это в секрете, даже если меня вдруг схватят, — выдала я, ведя себя глупо, как безмозглый подросток. Даже не думала, что это так просто.
Где же твоя тактичность, воспитанность и хороший тон, Элиз? Где та нежная светлая леди — дочь почтенного рода, возродившего утерянную редчайшую магию? Но понимание кольнуло шипом — я не должна быть ею. Той Элиз больше нет.
Кемрон угрожающе поднялся.
— Да, я вижу, что тебе действительно лучше, — произнёс Нейтон, выходя из-за стола.
Мужчина приблизился, возвышаясь надо мной скалой.
Вся моя уверенность вмиг улетучились, я оказалась буквально обездвиженной густой тьмой, глубоким взглядом и потрясающим терпко-сладким ароматом мужчины, от которого мои колени превратились в вату, как, впрочем, и голова.
18
— И как долго ты в столице?
— Недолго, милорд, всего пару месяцев, — немного преувеличила.
Мужчина нахмурился.
— Ты больше не будешь голодать, если захочешь остаться здесь,