Вернувшись домой, мадам Лонгваль первым делом спросила: – Мой супруг дома?

– Нет, мадам, – ответила горничная.

– Скажете ему, что у меня мигрень, что я легла спать и чтобы он меня не будил.

– Если мадам желает, я могу послать за доктором.

– Не нужно, у меня просто расшалились нервы, – ответила дама и направилась в свои апартаменты.

Служанка хотела было пойти за ней, но мадам Лонгваль ее остановила: – Ступайте, Жанна, я не нуждаюсь в ваших услугах.

Оставшись наедине с собой, дама воскликнула:

– Наконец-то я могу дать волю слезам!

Она упала на колени в изножье кровати, уткнулась лицом в полог и зарыдала, время от времени тоном невыразимого отчаяния взывая к тому, кого, вероятно, любила, и кто завтра, скорее всего, превратится лишь в хладный труп.

– Гектор! Гектор! – только и повторяла женщина.

Вволю наплакавшись, она встала. Даже представить невозможно, сколь жестокие, безжалостные следы оставили на ее восхитительном лице мучительные волнения последнего часа. Ведь мадам Лонгваль была изумительно красива.

Она взглянула в зеркало и ничуть этому не удивилась.

– Ох! Этот человек! – прошептала дама с непередаваемым оттенком ненависти в голосе. – Этот маркиз – чудовище! Неужели у меня нет права пойти к нему и вонзить в сердце кинжал?

В голове женщины промелькнула какая-то жуткая мысль, она вздрогнула и вновь тихо заплакала.

Какая ночь! Мадам Лонгваль даже не подумала лечь в постель, и рассвет застал ее сидящей в кресле. Глаза дамы на этот раз были сухи.

– Неужели у меня нет права вонзить ему в сердце кинжал? – вновь повторила она.

Дом стал наполняться утренними голосами. Мадам Лонгваль по-прежнему была в вечернем платье. Ее могла застать врасплох горничная. Дама быстро разделась, распустила волосы, бросив на них презрительный взгляд, и закуталась в пеньюар.

Несколько минут спустя вошла горничная.

– Как спалось, мадам? – спросила она.

– Лучше, чем можно было предположить, дитя мое, – ответила мадам Лонгваль.

– Ах! Вот и хорошо.

– Который час?

– Скоро девять.

– Вот как! Неужели?

– Да, мадам, и… к вам посетитель, он ждет с восьми утра. Может, вы его примете?

– Кто он?

– Старуха с очень злыми глазами.

– Что ей от меня надо?

– Мне она этого не сообщила, сказав, что откроется только вам, мадам.

В своем нынешнем состоянии мадам Лонгваль могла думать только об одном – о дуэли, Гекторе и себе самой. Кроме ее боли и смертельной тревоги, в целом мире больше ничего не существовало.

Дама на мгновение задумалась и в ее сердце вновь вспыхнула надежда.

– Пусть войдет, – сказала она.

Служанка выполнила приказание, ввела старуху и удалилась.

– Что вам угодно? – спросила мадам Лонгваль.

– Мы одни, не так ли? – ответила Меротт (как мы уже догадались, с визитом к даме явилась именно она).

– Да, мы одни, но почему вы меня об этом спрашиваете?

– Сейчас я вам все объясню, – ответила Меротт.

– Слушаю вас.

– Вчера маркиз де Матален вызвал на дуэль господина де Вертея, – выпалила старуха.

Мадам Лонгваль, ничем не выказав своих чувств, ответила: – Мне это известно, мадам, но я не понимаю…

– Не торопитесь. Итак, завтра утром де Вертей будет мертв.

– Замолчите, несчастная!

– Ах! – нагло продолжала Меротт. – Кому, как не вам, знать, что господин де Вертей является вашим любовником!

На этот раз цыганка повела себя слишком грубо и поставленной цели не добилась. Мадам де Лонгваль встала и с выражением высшего презрения на лице воскликнула: – Я не желаю выслушивать в собственном доме подобные оскорбления! Потрудитесь уйти, если не хотите, чтобы я приказала выставить вас за дверь.

Меротт, в свою очередь, тоже встала. Считая, что разговор еще не окончен, она сказала: – Прошу прощения, мадам, но уделите мне буквально еще минуту – чтобы потом не обижаться.

– Убирайтесь, я ничего не желаю слышать.

– А если я предложу вам спасти господину де Вертею жизнь?

– Я была бы очень рада, если бы за это взялся порядочный, благовоспитанный мужчина, – ответила мадам Лонгваль, чувствуя, как в душе возрождается надежда. – Но, насколько мне известно, в Бордо нет женщины, способной оградить этого молодого человека от гнева гнусного, взбесившегося бретера.

– Ну что же, мадам, станьте сами этой женщиной! – промолвила Меротт.

– В каком качестве? Объяснитесь, наконец! – воскликнула мадам Лонгваль.

– Послушайте, мадам, давайте откроем все наши карты. Я принадлежу к низшему сословию, к той черни, которую никто и никогда на дуэль не вызывает. Я уверена, что вы любите господина де Вертея, и убеждена, что он платит вам взаимностью.

Мадам Лонгваль хранила гробовое молчание.

– Я не могу вам всего рассказать, но в моей власти уладить конфликт и отменить неизбежную дуэль между де Маталеном и де Вертеем.

– И что я для этого должна буду сделать?

– Боже мой, да самую малость! И господину де Вертею больше не придется опасаться маркиза де Маталена.

– Прошу прощения, но Гектор де Вертей храбр, кроме того, ему нанесено оскорбление. И дуэли можно будет избежать только в том случае, если де Матален перед ним извинится.

– Маркиз не преминет принести свои извинения!

– Исчерпывающие и по всей форме?

– Исчерпывающие и по всей форме, – подтвердила старуха.

– Продолжайте, я вас слушаю.

– Ну так вот, для этого, мадам, достаточно…

Перед тем как высказать свою просьбу, мегера застыла в нерешительности. Ее предложение, надо полагать, выглядело как минимум странным.

Тем не менее она собралась с мыслями и продолжила:

– Господин де Матален тоже влюблен. Влюблен в женщину, которая полностью подчинила его своей власти. Я с ней знакома, хорошо знаю, как привлечь ее на нашу сторону, и тоже заинтересована в том, чтобы сохранить Гектору де Вертею жизнь.

– Что же для этого нужно сделать?

Меротт снова запнулась. Она только что уже солгала, но на этот раз ей было жизненно необходимо сформулировать свое предложение во всей его жестокой неприглядности.

– Ее нужно мотивировать, чтобы она проявила интерес к вашему делу… точнее, к делу господина де Вертея… она несчастна… а господин де Матален отнюдь не богат.

– Ах! Я все поняла! – промолвила мадам Лонгваль, чувствуя закипающее в душе отвращение. – Вам нужны деньги.

Физиономия Меротт приняла лицемерное выражение.

– Ну же, давайте побыстрее с этим закончим. Сколько?

– Десять тысяч франков, – без колебаний ответила старуха.

– Хорошо. Деньги немалые, но найти их можно. Единственное, если мы заключаем сделку, я хотела бы принять меры предосторожности.

– Какие?

– Я отсчитаю вам десять тысяч франков только после того, как маркиз де Матален публично принесет извинения.

– Он сделает это сегодня, в половине пятого.

– В вашем тоне я чувствую убежденность.

– Потому что совершенно в этом убеждена.

– Значит, в пять я отдам вам деньги.

– Где?

– Здесь же.

– Тогда до вечера!

– Да, и передайте господину де Маталену, что эти десять тысяч франков, не исключено, заодно спасут ему жизнь.

– Но мадам,