В эту минуту меня не волнует, что думает Громов. Есть только я и Соня.
— Папа так правда думал, но я вернулась, чтобы быть рядом с тобой.
— Я боюсь лететь на самолете, — доверяет мне свою тайну, хлопая глазками.
Мы крепко держимся за руки, и я сжимаю бледные пальчики, которые так хочется расцеловать.
— И я боюсь, — говорю с улыбкой, наклоняя голову. — Давай бояться вместе?
Соня прыскает в ладошку, смешно сморщив нос, и этот жест настолько родной и привычный, что я не выдерживаю, слезы брызгают из глаз, и я резко встаю, пообещав сюрприз.
Я так стремительно несусь к своей сумке, оставленной на вешалке, что не замечаю движение навстречу. Демид оказывается на моем пути, и со всего маха я врезаюсь в мужское тело. Бывшего мужа становится слишком много.
Он машинально обхватывает меня за талию и удерживает на месте, наши тела оказываются неприлично близко. Кажется, я слышу оглушительный стук собственного сердца и вскидываю взгляд. Полные черной ярости глаза мужа прожигают меня как лазеры. Опешив от этой концентрированной злобы, отшатываюсь и юркаю мимо Громова.
— Ты нарисуешь мне самолет и нас внутри? — протягиваю дочке блокнот и цветные ручки, полностью игнорируя присутствие Демида, который сел на стул и следит за нашим общением.
— Я нарисую вас с папой… А можно я не буду рисовать Лору? — шепчет мне на ухо, отодвинув в сторону волосы.
Нежное детское дыхание касается мочки. От Сони пахнет ею. Сладкий аромат. Но примесь горькая — ощутимо веет лекарствами, и это режет меня без ножа, а когда доходит смысл ее слов, поникаю.
Лора. Чужая женщина, вторгшаяся на мою бывшую территорию. Хотя почему вторгшаяся? Ее любезно пригласил мой муж, считающий, что он имеет право на ответную измену. Или решивший себе ни в чем не отказывать? Не суть. Убеждаю себя, что меня это ничуть не волнует, и с удовольствием общаюсь с Соней, пока не приносят мое ревущее чадо.
На лице Демида непередаваемое ощущение, но я не смотрю на него, а успокоив сына, показываю его личико подпрыгивающей от нетерпения Соне.
— Какой смешно-ой… — тянет слова девочка, осторожно протягивая руку, но потом убирает ее.
«Это твой братик», — рвутся с губ слова, но Демид прекращает наше общение, бесцеремонно утаскивая меня из палаты.
— Жди меня здесь, — кидает команду, как собаке, и устремляется в сторону конца коридора.
Наверное, хочет переговорить с врачом.
— Милейший ребенок, — улыбается медсестра, подходя ближе. — У вас чудесные дети. Поддержка семьи очень важна в выздоровлении, благоприятный фон между родителями…
Я не вникаю в ее речь. Не знаю, то ли медперсонал вышколен излучать вежливость и благодушие, то ли девушка сама по себе так мила, но мне невыносимо слышать слово «семья». Поэтому возвращению Демида я даже рада. Хотя следующие его слова стирают эту эмоцию.
— Я хочу, чтобы ты оставила ребенка в России. Тебе будет с ним неудобно ухаживать за Соней.
— Мне не с кем его оставлять, да даже если и так, он совсем маленький и нуждается в матери.
Не даю понять, как мне больно и обидно слышать эти слова. Молча иду вперед, и мы снова погружаемся в машину.
— Ты должна что-то придумать, — снова давит Громов, смотря прямо на меня с водительского сиденья. — К тому же детям вредны воздушные перелеты.
— Только не говори, что волнуешься за отродье! — фыркнув, отворачиваюсь к окну, давая понять, что разговор окончен.
На этот раз Демид нажимает на газ так сильно, что машину бросает вперед и нас вместе с ней. Но муж даже не извиняется, даже не смотрит на нас, с каждой секундой перечеркивая все добрые воспоминания о нем. Закрашивая светлое в темное…
А ведь сколько всего прекрасного было между нами! Даже не верится.
Глава 4
ЭляЯ помню, как впервые посмотрела в глаза Демида Громова. Темные, с чертовщиной во взгляде. Но естественно, этот взгляд не задержался на мне, ведь я — никто, мелкая первокурсница, а он первый красавчик университета и похититель женских сердец.
Тогда сын маминой подруги Алик вечно таскал меня с собой. Присматривал по ее просьбе. А поскольку отказывать себе в привычных удовольствиях из-за своей роли няньки не собирался, то не побоялся представить меня своей потенциально опасной для невинных девочек, компании друзей.
Мажорам, богачам, тем, на кого смотрят с благоговением и дрожью в коленках.
По сравнению с длинноногими моделями, которые крутились возле этих парней, я чувствовала себя гадким утенком, который топчет чужую поляну. На меня так и смотрели эти важные лебеди, будто заклевать хотели. А я что? Я просто радовалась новым знакомствам и отличной погоде, а также тому, что не сижу взаперти. Та еще перспектива, если бы не покровительство Алика.
Мама так и сказала строго: «Либо ходишь вместе с Аликом, либо дома сидишь». Как послушная дочь, я подчинилась и смирилась, прекрасно понимая, что с мамой спорить бесполезно. Ходила рядом с Аликом, стараясь не мешать, слушала музыку, читала, занималась учебой и украдкой посматривала на парней. Не с интересом, не как охотница. Просто изучала их, как звезды на небосклоне, до которых никогда не дотянуться.
Да и не нужны мне были никакие парни.
До Демида…
Но он же сам подошел, я даже не думала о том, что привлеку внимание такого парня!
Заметила, как он смотрит на меня, когда ела мороженое. Тогда мне показалось, что огромная грозовая туча нашла на небо и заслонила солнце. Стало прохладно, но не от мороженого, а от этого пронизывающего насквозь, опасного, темного взгляда.
Не поняла, что делала не так, поэтому просто улыбнулась. Улыбка всегда была моим оружием и ответом всему миру на любые его проявления. Стоило растянуть губы в добродушной улыбке, и враждебность мира сходила на нет. Люди становились добрее и порой тоже улыбались.
Но не Демид.
Он стал еще мрачнее, а потом отвернулся. Внес в мои мысли суматоху и заставил обратить на себя внимание. Я ловила каждый поворот головы, любовалась широкими плечами и длинными ногами. Все парни в этой компании были как на подбор, и только он — особенный. Рядом с ним сильнее билось сердце и сбивалось дыхание, как будто грудь сдавливало тугим железным обручем.
А потом меня стали расспрашивать о парнях, но какие парни, если мне и восемнадцати нет? Шутили, наверное. Посмеивались над маленькой недотепой, которая таскается рядом и подпевает музыке в наушниках. Я это так и воспринимала — как шутку.
И когда стали за меня соревноваться, когда Демид смело сказал, что я буду с ним, а потом взял за руку…
Язык прилип к небу и по телу затанцевали мурашки. Кожа словно загорелась, и я вся стала будто бы вибрировать, чувствуя, как каждая клеточка тела отзывается на это простое