В отличие от нашего.
Хозяин сам готовил на кухне вместе со своей женой Оксаной — бледной пухлой бабой с пугающе невыразительным взглядом. Меню было небольшое, простое, но сытное. Обязательная солянка, свинина в горшочке, жареные цыплята, гречка и говядина с подливой, пара салатов, сладкий компот, до половины стакана честно наполненный сухофруктами. Блинчики и пирожки.
Первое время при каждом удобном случае я воровала еду. Сырую картофелину сгрызала за двадцать секунд. Соус вычерпывала половником и выпивала через край. Отварная гречка с маслом? Я продала бы за нее душу, но этого никто не требовал, и я, точно хомяк, набивала рассыпчатой горячей крупой щёки. Однажды съела сырую луковицу — сладкую, сочную, как яблоко. Хозяйка стояла в двух шагах, но удержаться я не смогла. Меня не вышибли лишь потому, что Оксана не поверила, будто можно сожрать луковицу весом в триста граммов, не уронив ни слезинки.
Ее муж, кажется, что-то подозревал. Но я работала на совесть, и у него действительно не было со мной проблем.
Если он ожидал, что я стану всеми способами пытаться прибавить себе солидности, то просчитался. В первый же день я заплела две куцые косички, едва закрывавшие уши, и натянула длинную футболку, к которой накануне вечером пришила по низу оборку из цветастой тряпки, валявшейся в подсобке. Мне выделили каморку рядом с ней, размером с купе поезда. Единственное, что я проверила, когда мне ее показали, — запирается ли дверь изнутри. О да — она запиралась! Кажется, я чуть не засмеялась от счастья под хмурым взглядом Оксаны.
Но все остальное меня устраивало. Кровать, окно, задвижка. Больше ничего и не требовалось.
Хозяин, увидев меня в первое утро с косичками, крякнул. «Малолетка», — прочла я в его взгляде.
Но все прошло как нельзя лучше. Носясь с подносами между столиками, я время от времени ловила свое отражение в мутном оконном стекле: девочка-подросток в заношенном платьице, тощенькая бледная замухрышка.
Я будила не сексуальные инстинкты, а родительские.
— Мечта педофила, — не удержался хозяин, наткнувшись на меня в очередной раз.
— На то и расчет, — сказала я.
Никто не хочет выглядеть педофилом. Со мной обращались подчеркнуто уважительно. Среди постоянных клиентов распространился слух, что кормилец, как в шутку называли хозяина, взял на работу свою внебрачную дочь. Не стану утверждать, что не приложила к этой басне руку.
До меня в «Прибое» работали посменно две официантки. Одна — сестра Оксаны, и именно она ушла со скандалом за день до моего появления. Вторая — Мариша: болезненная женщина, вечно охавшая и жаловавшаяся на ноги, хотя, по-моему, она могла бы пешком дойти до Магадана.
Мне бы поинтересоваться у нее, отчего хлопнула дверью сестра. Но я этого не сделала.
С первой зарплаты я отправилась в город на рейсовом автобусе и купила акриловые краски, карандаши, бумагу и принадлежности для рисования. Вернувшись, разложила покупки на кровати и стала рассматривать, впитывая в себя яркость цветных карандашей, белизну бумаги — мягкую, молочную, шершавую… И, конечно, краски.
— Умбра и охра, — повторяла я нараспев, раскачиваясь, как шаман перед молитвой, — умбра и охра! Ак-ва-ма-рин!
Дверь приоткрылась. Хозяйка озадаченно уставилась на меня. В своем тихом счастливом безумии я забыла о задвижке.
— Это еще что?
Тон у нее был такой, словно она обнаружила на моей постели россыпь марихуаны.
— Это для рисования, Оксана Петровна.
— Оно тебе зачем?
«Перья на попе малевать».
Вслух я этого не произнесла, конечно. Только сказала, что как это ни удивительно, но — для рисования.
Она шмыгнула носом и вышла, чем-то очень недовольная.
Кроме красок, я привезла в свою новую обитель духи. «Ландыш серебристый» пах не совсем так, как я запомнила. Наверное, столько лет спустя его состав изменился. Но мне достаточно было и эха прежнего аромата. Я не пользовалась духами днем, но вечером, перед сном, осторожно пшикала на запястье и засыпала в облаке сладкого ландыша. К утру он развеивался.
К концу мая я освоилась в «Прибое» окончательно. Запомнила постоянных клиентов в лицо, а многих и по именам. Перестала воровать еду. Вечно мучивший меня голод за два с половиной месяца наконец-то утих. Поправилась, на щеках появился румянец. В свободное время, которого у меня, по правде сказать, было немного, рисовала или бродила по окрестностям.
Эта монотонная жизнь без всяких мыслей, без событий, без общения — хозяева и уборщица не в счет — меня полностью устраивала.
Во всяком случае, так мне казалось до появления того парня.
Он появился третьего июня, около десяти утра. Я подошла к столику.
— Здравствуйте, что будете заказывать?
Не совсем наш клиент. Пожалуй, совсем не наш. Синяя футболка с маленьким белым китом на груди, джинсы, дорогие кроссовки. Чистые руки с длинными пальцами. Всегда обращаю внимание на пальцы. Такие красивые, хорошо вылепленные кисти…
Он перевел на меня взгляд. Глаза голубые, с расходящимся от зрачка желтым кругом.
«Центральная гетерохромия», — вспомнила я научное название. Разная окраска участков радужной оболочки глаза.
Честно говоря, я смутилась — впервые за все время работы в «Прибое». Он ничего не говорил, не заказывал, не тыкал пальцем в меню (некоторые любят произнести через губу: «Дэушк, мне это, это и это», как будто они сами себя сглазят, если произнесут: «Жареную картошку и котлету по-киевски»), просто смотрел на меня, прищурившись, словно вспоминал, при каких обстоятельствах встречал меня раньше.
В общем, обычный парень, довольно симпатичный. Но говорю же — не наш клиент. Такие одинокие, прилично одетые чуваки выбирают заведения посолиднее. Компания дальнобойщиков в резиновых сланцах, из которых торчат голые пальцы (как правило, без педикюра), не всем по душе.
— Борщ, пожалуйста, — сказал он. — Чай с мятой… Есть у вас чай с мятой?
— Конечно.
— И какую-нибудь выпечку.
— Блинчики с медом подойдут?
— Да, отлично.
Я передала заказ на кухню, вернулась в зал, но все время, убирая грязную посуду и принимая новые заказы, чувствовала на себе легкий взгляд.
Он наблюдал за мной, не вызывающе, а спокойно, с любопытством. Так можно посматривать на кошку. На птицу. На любой движущийся объект.
Когда я поставила перед ним тарелку с супом, он спросил, не знаю ли я, есть ли поблизости монастырь или церковь. Я исследовала этот район не больше чем на десять километров вглубь, о чем честно ему и сказала.
— Поблизости точно нет, — добавила я. — Если хотите, могу спросить у дяди Паши.
— Это же не ваш родственник, правда? — усмехнулся парень.
Я улыбнулась в ответ.
— Нет. Это повар. И хозяин.
— Кафе у него давно?
— Не знаю. Я сама-то здесь недавно.
Мне показалось, он пытается меня задержать своей болтовней. Действительно хочет поговорить, а не просто