Я попытался рассмотреть чудовище, но снова потемнело в глазах. По привычке моё внимание полетело к затылку, чтобы получить управление над внутренней энергией… Пусто.
— Вы знаете, в чём ваше великое предназначение? Это один день, от которого зависит судьба всего мира. Маги Первого дня испокон веков, плечом к плечу, сила к силе, стояли на защите…
Тут у меня снова выстрелила боль, только почему-то в рёбрах. Я аж прикусил губу, почувствовав удар исподтишка.
— Хреновастенько, да? — с фальшивой заботой пропыхтел в ухо Гром.
Ну, жжёный псарь! Лысый уродец воткнул мне кулак в рёбра, пока никто не видел…
Меня на некоторое время выкинуло в омут боли, где я мог только прыгать на здоровой ноге, чтоб окончательно не свалиться. Вот же урод, толчковый пёс!
Гром весело сопел под ухом, пока я приходил в себя, а потом снова попытался ударить в рёбра. Вот только я уже почувствовал движение его плеч, и на пути его кулака оказалась моя ладонь. Хоть удар и смазался, моим тонким пальцам всё равно пришлось несладко.
Твою псину, либо что-то у этих псовых умников пошло не так, либо… Да никакая это на хрен не иллюзия!
Меня отпустило, снова прояснился перед глазами коридор, и я почувствовал, что могу управлять телом. Спустя пару секунд до меня дошло, что скорее всего мой седой Вася просто потерял сознание.
Стало намного легче, и я стал пробовать прислушиваться к телу. Так, импланта нет, значит, надо прощупать чакры самому, по старинке. Мысленный взор на самую макушку…
И опять кулак в рёбра. Я зашипел от боли.
Ни мужчина впереди, ни конвоиры по бокам никак не реагировали на это. Нет, этот лысый хмырь мне сосредоточиться не даст.
— И прошу вас не питать иллюзий, Фёдор, — громко говорил мужчина, идущий перед нами по длинному коридору, — Применение магии в стенах академии, да ещё и против будущего соратника…
— Да, — подал голос мой носильщик.
Фёдор, значит… Я покосился на лысую физиономию под боком — Гром с ненавистью сверлил взглядом спину впереди. Ох, не любит он магистра почему-то.
— Фёдор, вы должны знать, чем это карается, — продолжал сопровождающий, — Я понятно изъясняюсь?
— Понятненько, — заметно сникшим голосом ответил Гром.
— Псс… — я привлёк его внимание.
Он повернул слегка удивлённое лицо… и тут я протаранил лбом ему нос. Смачно вошло, мне даже послышался хруст. Надо отдать должное здоровяку, он лишь замычал, не стал орать.
— Всё, на хрен, тебе не жить, — прошипел Гром, схватившись за переносицу.
Магистр повернулся.
Мы так и застыли: Гром с зажатым носом, из которого потекла кровь, и я на одной ноге, опираясь на плечо сопящему здоровяку.
Блёклые, почти прозрачные зрачки, казалось, прожигали нас насквозь. Лицо у мужчины было вытянутым, худым, самое то для чопорного преподавателя, но в глазах читался опыт отнюдь не книжного червя. Этот был воином…
Неожиданно я заметил проблески псионики, исходящие от него. Странные, незнакомые мне. У нас такую энергию называли грязной, неочищенной…
Это уже прогресс. Я почувствовал силу, а значит, с этим телом всё не так безнадёжно.
— Всё в порядке? — прозвучал вопрос, правда, совершенно равнодушный.
Мы непроизвольно переглянулись с Громом и кивнули.
— Всё отличненько, господин… Иван Петрович, — прогундосил лысый, шмыгнув кровью в носу.
* * *
Наконец, мы добрались до кабинета. Мы все вошли, и двое охранников в чёрной форме остались у двери, поглядывая на нас строгими взглядами.
Внутри помещение было похоже скорее на штаб какого-нибудь полководца, чем обитель преподавателя: глобусы и карта на резном столе, покрытом бархатной тканью, поверх лежат циркули и лупы, у стен забитые книгами и свёрнутыми свитками шкафы.
Я сразу же впился глазами в глобус. Если это Земля, то какая-то она странная: очертания материков похожи, но вот политическое разделение незнакомое. Континенты истыканы красными, синими, жёлтыми и белыми точками, которые соединены сеткой.
Там были и точки поменьше, но больше я разглядеть не успел — нам указали на два резных кресла.
Я тяжело бухнулся, с облегчением откинувшись на спинку. И сразу занялся прощупыванием чакры-приёмника на затылке. Ну же, где вход силы? Не чувствую потока…
Магистр, которого Гром называл Иваном Петровичем, небрежно кинул здоровяку платок, чтобы тот остановил кровь из носа. Меня же он удостоил лишь косым взглядом, затем прошёл за свой стол и тяжело опустился на сиденье.
Положил руки сверху на карту и некоторое время смотрел на нас блёклыми зрачками.
Я знал эту манеру. Он делал всё не спеша, чтобы мы, виновники, больше понервничали.
— Плетнёва определили в лазарет, — наконец сказал Иван Петрович, — Он без сознания. И сразу скажу, Фёдор, что в этой ситуации ты в самой глубокой заднице.
Крепкое словцо было адресовано крепышу, который нервно заёрзал в кресле рядом.
— Но, господин магистр, я же… — попытался оправдаться Гром и заткнулся, бросил на меня злобный взгляд.
А ведь кричать, как его дружбаны, что во всём виноват я, он не стал. Только стискивал зубы, да играл желваками.
— Ну, допустим, у Плетнёва явный след огня, — Иван Петрович покачал головой, усмехнулся, — А самого себя вырубить, это ещё надо постараться.
Его взгляд сместился на меня:
— Василий, ты должен понимать, что для тебя академия — последний шанс сохранить свободу, и такие инциденты тебе не нужны. Уже конец года, а ты никак не пробудишься.
Я, всё это время пытавшийся найти в себе следы пси-энергии, только удивился.
— Пробужусь? — переспросил я, но меня уже не слушали.
Но магистр уже утратил ко мне интерес:
— Фёдор, магическое нападение на ученика академии, да ещё и с тяжкими телесными, — он покачал головой.
— Тяжкими?! — Гром удивлённо переспросил, потом бросил взгляд на мою ногу.
Судя по глазам, здоровяк только начал представлять масштабы проблемы. По законам нашей армии солдату, причинившему вред сослуживцу, грозил трибунал. Тут явно намечалось то же самое.
Форма, законы… так это военная академия?
— Я защищал Плетнёва, — упавшим голосом сказал Гром, — Антон мне сказал, что Ветров напал…
Нас отвлекли — в кабинет без стука вошла высокая блондинка.
Распущенные волосы достают до плеч и чуть собраны узким ободком на лбу. Одета во всё бежевое: короткий фрак с погонами и свисающими сзади фалдами, обтягивающие брюки, и сапожки до середины голени.
Василий внутри меня, кажется, очнулся, и я почувствовал его интерес к этой персоне. Я уж и забыл, как быстро распаляется юный разум при виде прекрасной половины человечества.
Красный крест на погонах девушки, к счастью, в этом мире тоже означал медицинскую помощь, потому что магистр сразу произнёс:
— Добрый день, старший целитель Соболева.
— Магистр Гранный, — она кивнула, но