На сей раз удар достиг цели. Чеслав дернулся, как от еще одной встречи с кулаком молодого наследника; лицо его потемнело, желтые глаза на нем засверкали, как два топаза.
— Ты назвал его Ан? — голос рыжего звучал очень ровно, очень спокойно, однако, собеседник его успел заметить скрытые нотки напряжения в нем, и безмятежно улыбнулся.
— Ах, да… Бедняжка. Ты, должно быть, думал, что так называть его имеешь право только ты? — Анри криво ухмыльнулся, — Надо же, какое разочарование — вдруг оказаться не единственным в мире! Да, Чеслав, я называю его Аном, и знаешь, почему, знаешь, рыжий придурок? — молодой человек присел перед пленником на корточки, немного склоняя голову набок, — Потому что это я спас его, когда он едва не умер от твоих экспериментов. Это я вернул его к жизни, и вернул ему человеческий облик, и я был рядом с ним все эти годы! А ты — червь, сидящий в подвале, — он поморщился и вновь выразительно сплюнул под ноги собеседнику, — Здесь и оставайся. Я ухожу.
Чеслав, которого произносимые слова били больнее хлыста, но который, тем не менее, не подавал виду, как ему больно слышать их, холодно улыбнулся.
— Иди. И помни, что я сказал тебе, малыш — все, что ты увидишь и услышишь, буду знать и я. Встретимся… на развалинах замка.
* * *Анри упал на колени в снег и, не в силах сдержать гнев и отчаяние, ударил по нему кулаком. Дурак, какой же он дурак! Так сглупить, позволить провести себя, позволить сделать из себя шпиона, предателя! Теперь он не сможет оправдаться — он предатель, предатель против воли, но это не отменяет самого факта…
Слезы жгли глаза, и молодой человек, злясь из-за этого еще больше, вновь набрал полную горсть снега, прижимая его к пылающему лицу.
Что делать, что делать?! Как сказать родным о том, что произошло, как вести себя?? Они и без того сердиты на него из-за дружбы с Анхелем, а теперь еще и Чеслав!
Как это он сказал? «Поймать маленького глупца на крючок его ярости»… Вот уж точно — маленький глупец, идиот, мальчишка! А еще называет себя взрослым! Да ему только сидеть с младшим братом в машинки играть, а не в такие серьезные дела ввязываться!
Проклятие… Парень сел на снегу по-турецки и закрыл лицо руками. Как вести себя, он не знал — хотелось одновременно вернуться в замок, и убежать от него как можно дальше, хотелось прострелить себе висок, чтобы не позволить мерзкому оборотню подглядывать за его родными, не позволить ему причинить им вред.
— Анри? — знакомый голос заставил молодого человека содрогнуться всем телом и, медленно опустив руки, неуверенно повернуться.
— Папа… Я думал, ты поехал в банк?
Молодой светловолосый мужчина, по виду совсем немногим старше собственного сына, хмурясь, остановился рядом с последним, глядя на него сверху вниз.
— Я вернулся. И увидел тебя, здесь, на снегу… что произошло? В чем дело?
— Ни в чем, — Анри, верный своей привычке держать марку, не сознаваясь ни в чем до последнего, передернул плечами и, опустив взгляд на снег, внезапно, неожиданно даже для самого себя, выдохнул, — Я предатель!
Отец его непонимающе моргнул. С утра, когда он уезжал по делам в банк, все было в порядке, никаких подобных мыслей в голове сына не водилось, и что изменилось за несколько часов его отсутствия, сообразить было мудрено.
— Что за глупости? — он нахмурился, присаживаясь рядом с сыном на корточки и касаясь ладонью его плеча, — Сын, что с тобой? Откуда такие мысли, почему…
— Потому что это правда! — молодой наследник, не в силах сдерживать себя, рывком повернулся, взирая на родителя в упор, — Потому что я пятнадцать лет лгал всем, потому что я дружу с Анхелем, а теперь Чеслав… — он не сумел договорить, неожиданно сбиваясь на тяжелый стон и, согнувшись пополам, обхватил руками разрывающуюся от боли голову.
Проклятый оборотень, судя по всему, внимательно следил за поведением «союзника», контролируя его и не позволяя болтать лишнего.
Его отец, граф де Нормонд, видя, что с сыном творится что-то неладное, взволнованно сжал его плечи.
— Анри… — он чуть качнул головой, торопливо прикидывая различные варианты поведения и, наконец, останавливаясь на одном, — Поднимайся. Вернемся в Нормонд, и поговорим там. Пока что я ничего не понимаю.
Юноша упрямо мотнул головой — возвращаться в замок ему не хотелось.
— Мне… мне нельзя… — простонал он, с трудом превозмогая дикую боль, едва ли не теряя сознание от нее. Отец его, будучи человеком решительным и прекрасно знающим характер первенца, нахмурился, поднимаясь с корточек и, подхватив сына подмышки, уверенно поставил на ноги и его.
— Пока я хозяин этого замка, тебе никто не посмеет мешать находиться в нем, — твердо произнес он и, стиснув плечи парня, немного толкнул его к входным дверям, — Пошли!
…В Нормонде возвращение его хозяина, сжимающего плечи держащегося за голову сына, произвело настоящий фурор. Мать последнего, сидящая в числе прочих за большим столом гостиной, внимательно и мрачно слушающая сообщаемые Альбертом и Винсентом, собравшими военный совет, известия, завидев парня, взволнованно вскочила на ноги, бросаясь к нему. Сейчас, в эти секунды, она совершенно не думала о том, что он натворил, не задумывалась о его вине, сейчас она просто видела, как ему плохо и безмерно волновалась за него.
— Что с ним? — Винс, глядя, как родители Анри усаживают его на первый попавшийся стул, чуть сдвинул брови.
Граф де Нормонд резко выпрямился, устремляя на него внимательный и где-то строгий взгляд.
— А об этом я хочу спросить у вас, друг мой, у вас всех, — говорил он спокойно, но в голосе его отчетливо прослеживались металлические нотки, — Почему я возвращаюсь домой и застаю своего сына сидящим перед замком на снегу в совершенном отчаянии? Почему он называет себя предателем и говорит, что не может вернуться в замок? Почему, в конце концов, он упоминает Чеслава и Анхеля, причем они здесь снова?!
— Сядь, Эрик, — Альберт, приходящийся хозяину замка дядей, глубоко вздохнул, приглашающе указывая на большое глубокое кресло во главе стола, — Сядь и выслушай… Твой сын пришел сегодня к Венсену с поразительными новостями о том, что Чеслав восстанавливает силы. На закономерный же вопрос, откуда он узнал это, он признался, что уже пятнадцать лет как общается с Анхелем Мактиере…
— Невозможно! — Эрик, прервав дядю, хлопнул ладонью по столу. В сознании его сына этот хлопок отдался далеким взрывом, и молодой человек зажал уши.
— Пятнадцать лет назад ты, дядя и ты, Людовик, — здесь он глянул на молчаливо-серьезного молодого зеленоглазого человека, сидящего с правой стороны стола, — Обратили Анхеля в паука навечно.