Институт парасвязей (старое название –

Институт магических наук) города Гражин.

Теплый июльский вечер.

Давай не будем, говорит подруга. Ну ты посмотри на них, они выглядят как… как хулиганы. Обматерят и пошлют.

Ну и пусть, упрямится девушка и тащит ее вперед, к черной каменной чаше фонтана. Так нельзя, объясняет она подруге. Понимаешь? Даже если обругают, нельзя мимо проходить и молчать.

Полированный широкий край глянцево блестит, отражая солнце. В невысокой водяной струе – радуга.

Девушка смотрит на нее, и еще на уголок завернутого в восковую бумагу букета, который лежит рядом с грубым ботинком одного из трех молодых людей. Они пьют пиво, развалясь на краю каменной чаши. Жаркий летний вечер, последние дни сессии. В другое бы время девушки бы хихикали, обсуждая их стати: мощные бицепсы, мужественные лица, модные стрижки…

…но не сейчас.

Айниэль шагает четко, хотя подбородок дрожит. Подруга плетется сзади. Ей совсем не хочется лезть в неприятности, но сбежать уже совесть не позволит.

Девушки останавливаются перед молодыми людьми, каблучки звонко щелкают по брусчатке.

– Встаньте, пожалуйста, – звенит голос Айниэль. – Вы сидите прямо на Месте памяти.

Один из них спит, укрыв лицо раскрытой тетрадью, и даже не шевелится. Два других поднимают головы, недоуменно глядя на нее.

Белобрысый молчит, а черноволосый, нагло окинув ее сверху вниз темнеющим взглядом, переспрашивает:

– Где-где мы сидим?

Голос у него глубокий, с хрипотцой даже. Насмешливый. Айниэль глядит ему в переносицу и четко повторяет:

– Вы сидите на Месте памяти. Не могли бы вы сдвинуться?

Она знает примерно, что это за типчики: видела недавно одного из них, – белобрысого, того, что молчит сейчас – за «делом». Лупили с компанией за учебным корпусом какого-то бедолагу (впятером на одного!), пока девчонка с параллельного курса не вмешалась.

Айниэль стыдно, что она тогда всего лишь в окно смотрела. Наверно, поэтому она теперь стоит и твердо смотрит – нет, не в глаза, в глаза не надо! – на этого парня. Потому что Место памяти – это значит, кто-то умер недавно, и букет в восковой бумаге – чье-то напоминание. Как и руна, едва светящаяся в радуге фонтана. Пускай у них жизнь такая, что умереть проще, чем обычному человеку, но память все равно надо хранить.

Парень медленно встает, выпрямляясь, и оказывается, что они одного роста: Айниэль на тонких высоких каблучках и он, весь в черном, взъерошенный и небритый. От него ощутимо пахнет алкоголем и еще чем-то горьким, травяным.

Девушка вскидывает подбородок выше, отбрасывая за спину волну темных волос. Она не боится. Она все делает правильно.

– А кто тебе сказал, что ты можешь нам указывать? – спрашивает он.

Подруга двумя руками ухватывает ее за локоть, но Айниэль не сдвинуть.

– Я не указываю, а только прошу. Вы еще букет уронили…

Она показывает ему под ноги. Почти увядшие красные герберы.

– Поднимите, пожалуйста, – говорит она.

Он ботинком отбрасывает несчастные цветы в сторону и не отрывает взгляда от ее лица, ожидая реакции.

Айниэль сжимает кулаки, гнев обжигает изнутри, зажигая щеки алым. Сейчас она готова даже на драку, и ей все равно, что противник вдвое шире в плечах.

…но ее останавливают. Между ними ложится тень, и чей-то низкий голос тянет:

– О. Опять вы…

Подошедший с недовольством и даже брезгливостью изучает молодого человека. Подруга тихонько ахает в спину. У Айниэль с самого начала сердце билось как заполошное, от напряжения, но и оно пропускает удар. Староста технического факультета – парень, которого провожала жаждущими глазами добрая половина женского населения кампуса. Он выше Айниэль на целую голову, брюнет, пронзительные серые глаза и мужественный подбородок. Ничего удивительного, что за-ради его взгляда девчонки порой и дерутся. Айниэль отводит глаза: почему-то неприятно, будто его презрительная мина и к ней относится.

– Вы думаете, – бросает староста, – что если ваш товарищ погиб, то вы можете нажраться и безнаказанно задирать окружающих? Возьмите себя в руки, – будто сплевывает он, – ведите себя как мужчины. Простите, девушки, вы… э-э, вас не обидели?

Не сразу, но дошло: погибший – их товарищ. Они не просто так тут сидят.

Щеки Айниэль покрывают неровные пятна багряного румянца. Ей-то казалось, что она все делает правильно, защищает Место памяти…

А получается, что это она их всех обидела.

Парень в черном, толкнув ее в плечо, стремительно удаляется, не оглядываясь.

– Артур! – зло окликивает его староста. – Я еще не закончил, вернись немедленно!

Плечо горит. И вовсе не от боли.

***

У нее были удивительные глаза. Светло-карие, с зелено-золотыми искрами.

Как она смотрела, гневно и яростно, и золотые искры сияли, а губы, наверняка мягкие и нежные, произносили что-то обвиняющее…

Почему он начал огрызаться?

Вступилась за Гарду и его «место памяти», даже не зная, за кого и перед кем. Смелая…

Не то чтобы они дружили, но Гарда был хорошим парнем, и Артур пришел помянуть его со всеми. Злосчастный букет они нашли на бортике фонтана, и Нау, просканировав цветы, сказал, что они от «той стервы». Так флегматичный Нау неизменно именовал девушку Гарды. Ребята уже были порядочно навеселе, и букет лицемерной бабенки (Нау никогда попусту не говорил, значит, были причины) скинули на землю и сели помянуть товарища прямо там же.

Случайные люди не делали им замечаний (староста не в счет, ему положено) – обычно никто не связывался с их компанией, и потому заявление девицы было для него неожиданностью.

Она была одного с Артуром роста, но тонкая и хрупкая. Длинные темные волосы перехвачены плетеной лентой на лбу, одета во что-то яркое и развевающееся. Наверняка, студентка с целительского, с романтическими устремлениями, склонностью к общению с природой и защите угнетенных парабиологических существ.

Точно. Скукота.

И глаза лучше позабыть: одна морока.

***

Во всем был виноват ветер.

Айниэль не учла его при составлении метеопредсказания и провалилась на практической части экзамена – то есть не добрала нужных баллов. Поэтому она не попала в общую группу по летней практике.

– Это конец, – сообщила она подруге, рыдая у нее на плече.

Все разъедутся по городу, а она будет кормить комаров в палатке рядом с какой-нибудь замшелой каменной бабой в степи.

И ведь еще за день до экзамена было предупреждение. Перед Оранжереей столкнулась с одной девчонкой, и та схватила ее за рукав и начала что-то