Матерь удерживает его заботливыми, но грозящими погибелью руками.

Келлхус часто журил Эсменет за ее постоянные дурные предчувствия. Он напоминал ей, что люди, вопреки их собственным самозабвенным уверениям, добиваются послушания в той мере, в которой жаждут власти. «Если в своем положении ты не можешь доверять им, – говаривал он, – ищи утешения хотя бы в их жадности, Эсми. Раздавай свою власть как милостыню, как молоко, и они, как котята, прибегут к тебе… Ничто не делает людей настолько кроткими, как честолюбие».

И они к ней бежали.

Явившись на Андиаминские высоты, она полагала, что слышит голоса разыскивающих ее инкаусти. Однако, возвращаясь назад с только что найденным Кельмомасом по потемневшим залам, Эсменет столкнулась с Амарслой, одной из приближенных рабынь, рухнувшей прямо к ее ногам.

– Я нашла ее! – возопила почтенная матрона, обращаясь к расписанному фресками потолку. – Сейен Милостивый, я нашла ее!

Тут и остальные начали появляться из позолоченного лабиринта: сперва офицер-эотиец, имя которого она успела забыть, потом неуклюжий Кеопсис, экзальт-казначей…

Невзирая на всеобщую панику, весть о смерти Майтанета и фактической реставрации монархии пронеслась по улицам Момемна, и души, пострадавшие от совершенного ее деверем переворота, начали вновь стекаться в Имперский квартал, бывший их родным домом. К тому времени, когда они с Кельмомасом добрались до лагеря скуариев, за ней уже увязалась целая дюжина спутников, а в самом лагере ее ожидали новые дюжины, пестрый сброд, самозабвенно приветствовавший ее. Прижимая к себе Кельмомаса, она остановилась, рыдая от радости… не веря собственным глазам…

А потом протянула руку к предложенным ими вожжам.

Она отцепила от себя чумазого звереныша, в которого превратился Кельмомас, и препоручила его, вопреки всем бурным протестам, попечению Ларсиппаса, одного из дворцовых жрецов-врачей. Ребенка нужно было вымыть, переодеть и, конечно же, накормить, а также обследовать на предмет болезни или заразы. Кожа его стала смуглой как у зеумца, покрылась пятнами, словно он упал в бак с краской. На мальчике была только ночная рубашка, ткань пропиталась грязью и сделалась похожей на кожу. Волосы ребенка, некогда льняные и безупречные, стали черными, как ее собственные, слежались комками и крысиными хвостиками. При встрече вид его вселял отвращение в сердца прежних знакомых. Некоторые из них даже позволяли себе чертить в воздухе охранительные знаки, словно на нем оставили свои следы лапы смерти и погибели, а не нищеты и забвения.

– Мама, нет! – сквозь слезы выдавил он.

– Ты слышишь эти барабаны? – спросила она, взяв его за плечи и опустившись на колени. – А ты понимаешь, что они означают?

Синие глаза мальчика над забрызганными кровью щеками сверкнули умом.

Он не таков, каким ты его считаешь…

Маленький имперский принц нерешительно кивнул.

– Я нашла тебя целым и невредимым, Кел, но это всего лишь начало, – сказала она. – А теперь я должна обеспечить твою безопасность! Ты меня понял, мой милый?

– Да, мама.

Она прикоснулась к его щеке и улыбнулась, чтобы ободрить ребенка. Ларсиппас немедленно повел его прочь, крикнув кому-то, чтобы принесли воды. Она позволила своему сердцу совершить еще три материнских сердцебиения, после чего отложила родительские обязанности и взгромоздила на свои плечи Империю, сделавшись именно той, кем ее отчаянно хотели видеть обступавшие ее люди: Анасуримбор Эсменет, благословенной императрицей Трех Морей.

Ее вооруженные силы ограничивались инкаусти. Впоследствии она узнает, что все до единого из Сотни Столпов погибли, защищая ее дом и детей. Эотийские гвардейцы в каком-то количестве, конечно же, сдались, и потому стыд задержит их появление. Из числа имперских аппаратариев, которых она видела в Ксотее, многие последовали за ней во дворец – как она поймет потом, в основном те, кто знал ее достаточно хорошо, чтобы довериться ее милосердной и незлобивой натуре. Остальных, бежавших в страхе перед расплатой, она никогда не увидит.

Она начала с того, что обняла Нгарау, бесценного великого сенешаля, унаследованного ею от икурейской династии.

– Дом мой пришел в полный беспорядок, – проговорила она, заглянув в старые глаза евнуха, под которыми лежали мешки.

– Действительно так, благословенная.

И строгий Нгарау на нетвердых ногах пошел к собравшимся, отдавая распоряжения. Люди немедленно начали расходиться по различным частям дворца и прочим службам, после чего перед нею остались только коленопреклоненные солдаты и имперские аппартарии позади них. Среди опустившихся на колени придворных она заметила Финерсу, своего начальника тайной службы, стройного мужчину, как всегда, облаченного в черные шелковые одежды, служившие ему мундиром. Она повернулась к нему, и невысокий человечек смиренно пал ниц.

– И ты ничего не знал о заговоре? – вопросила она, обращаясь к шапке черных волос.

– Я ничего не знал, – проговорил он, уткнувшись лицом в плитки пола. – Я подвел вас, благословенная.

– Поднимись! – воскликнула она голосом, полным неприязни, рожденной не столько Финерсой, сколько трагичным урожаем охватившего всех безумия. Хаос и восстание на всей земле Трех Морей. Несчетные жертвы вблизи и повсюду. Шарасинта. Имхайлас. Айнрилатас…

Самармас.

– Ты слышал, что Майтанет говорил в Ксотее?

– Да, – глухим голосом ответил Финерса, безупречно выбритое лицо его не выражало ничего. Она ожидала, что главный шпион возвратится к прежней вкрадчивой манере и поднимется, однако он держался настороженно. – Что вы с ним должны примириться.

И тогда она превратилась бы в буйную и смертоносную Анасуримбор.

– Нет, – сказала Эсменет, внимательно разглядывая его и решив, что скулы и рот выдают слабость этого человека, продолжила: – Он говорил о том, что империи не суждена долгая жизнь…

Поскольку ее неудовольствие было очевидно, начальник тайной службы склонил голову в той степени, какая предписывалась джнаном – не более того. Эсменет посмотрела на прочих аппаратариев, стоявших на коленях в разных местах лагеря скуариев.

– Он лгал! – вскричала она чистым, полным отваги голосом. – Вот и еще одно проявление той мерзкой хвори, которая отравила его душу! Разве мог мой муж бросить свою жену? Разве мог святой аспект-император оставить на погибель своих детей? Если он предвидел падение своей Священной империи, то, конечно, укрыл бы свою жену и детей в безопасном месте!

Голос ее прозвенел над каменным полом. А потом она увидела Вем-Митрити, своего визиря и чародея, ковылявшего в сторону пестрого сборища; черное с золотом облачение Имперского Сайка раздували ветра, дующие с Менеанора.

– И это означает, что наш господин и пророк предвидел совсем другое! Что он предрекал нашу победу и не сомневался, что Момемн переломит хребет фанимского пса – что могущественнейшая империя нашего времени переживет беду!

Тишина, слышен лишь ритмичный рокот боевых барабанов фаним. Однако в глазах окружающих теперь читаются удивление и преклонение, решила она.

Она снова глянула на начальника тайной службы, позволив ему на мгновение узреть ее ужас. И едва слышно пробормотала:

– Тебе известно, что происходит?

Тот покачал головой, посмотрел вдаль – на стены.

– Они разбили мои оковы на одну стражу раньше, чем ваши, благословенная.

Повинуясь доброму, сочувственному порыву, она взяла его за руку.

– Теперь все мы