— Товарищи! — раздался из толпы голос немолодой дамы в огромной шляпе и солнечных очках, ну вылитая Тортила. — Вызовите, наконец, скорую! Вы разве не видите? Человек не в себе — стоит и улыбается в никуда, ну прям блаженный какой-то.
— Да у него мозг, наверное, умер, — поддакнул рыжий с бакенбардами, тот, что с чесночным выхлопом и в таких же мерзких, как его дыхание, купальных плавках. — Я в «Науке и жизнь» читал, что тело может жить после того, как мозг от кислородного голодания сковырнулся. А он же наглотался, значит — не дышал.
— Как у зомби? — взвизгнул чей-то голос. Женский, но явно не Тортилы, а молодой, с подростковым фальцетиком.– Я таких в фильме видела! «Ночь живых мертвецов»!
Я отряхнулся от песка и переступил с ноги на ногу, будто пытаясь опробовать свое-чужое тело (пока не понял, как так произошло с тельцем). А после, пройдя по толпе суровым взглядом, твердо проговорил:
— Граждане и гражданочки. Чего зенки вылупили? Расходимся, господа отдыхающие! Мой мозг живее всех живых. Нашли, блин, Байдена!
Народ почему-то синхронно ахнул и зароптал.
— Ну точно! — выдохнула Тортилла. — Мальчик умом тронулся! Какие мы господа? Еще и Байду какую-то поминает…
— За господ-то и по сопатке можно получить, — забубнил чесночный, заиграв желваками. Отчего его рыжие бакенбарды зашевелились, что уши у опоссума.
— Отвали, — буркнул я, ища глазами прекрасную незнакомку, что минуту назад щекотала меня волосами.
Но та, увидев, что я вполне себе живой и стоячий, куда-то мигом упорхнула, сверкнув напоследок бронзой упругих ягодиц в полосатом купальнике. Господи… Как она хороша, и как ужасен купальник, будто у бабушки своей отняла и под себя ушила.
— Чего сказал? — уже бычился на меня рыжеус бакенбардный. — Да я тебя…
— Спокойно, товарищ! — замахала на него кисельными руками Тортилла. — Видите же, что паренек не в себе. Сейчас вызовем бригаду, и его увезут куда надо.
Шляпа ее съехала, а телеса сотрясались под тканью необъятного купального костюма.
Так… Пора прекращать цирк, надо линять от любопытных глаз. Теперь я считал, что это сон, глюк или прочая кома, и совсем не хотелось портить сновидения пререканиями с полуголыми гражданами с пляжной вечеринки а-ля семидесятые.
Разорвал кольцо зевак, пихнул плечом чесночного, что стоял у меня на пути и не думал отходить, и побрел куда глаза глядят.
А поглядеть было на что. Похоже, что весь речной пляж участвовал в этой самой ретро-вечеринке.
— Ни стрингов тебе, ни силикона, — бормотал я, шагая по песку и разглядывая загорающих дам возраста разного — от Лолиты Набокова до Лолиты из «Голой вечеринки». Хотя на последнюю категорию я старался вовсе не смотреть. Но взгляд сам цеплялся за разные детали из любопытства: треуголки из газеты и смешные листочки бумаги на носу. Ха! Что за прически? Будто Пугачева в молодости или пудель в старости. И ещё… Откуда они такие пледы и полотенца набрали? Ну точно из бабушкиных сундуков.
Ни тебе пляжных циновок, ни китайских лежанок. Все такое сельско-деревенское, как из Простоквашино.
Несколько человек устроили из реки помывочную и натирались мыльными мочалками из люфы. Совсем, как в старые добрые времена, когда на пляж ходили не только отдыхать, но и помыться. И, будто в доказательство моих слов, в отдалении нарисовался трактор с прицепом. Нет, он привез не груз, а людей. Те, весело вереща, высыпали из кузова, словно блошки с издохшей собачки, и попрыгали в речку.
Похоже, здесь масштабные инсталляции. Как это там по-умному называется? Историческое моделирование? Но на тракторе на речку, это только в деревнях так бывало. Или нет? Не помню уже… Но вон же сколько отдыхающих, а вон там кабинки для переодевания, скамейки и прочие пляжные приблуды — ну, это явно городская зона отдыха. Вот только город мне не знаком. Не узнаю я его… Наверное, вымышленный. Ведь тело мое тоже вымышленное.
Я остановился и уставился на дощатый, крашеный в цвет майской травы стенд. На нем красовался плакат в тонах не ярких, а сглаженных, пастельных. Изображена девушка в байдарке и с веслом в руках. Лицо решительное, как у идейного борца за правое дело, но в то же время улыбчивое и, что называется, «натуральное», такое по-советски светлое.
Текст под девушкой призывал: «Совершенствуйте технику гребного спорта!». Рядом буковки помельче и поскромнее: «комитет по физической культуре и спорту при совете министров РСФСР».
Далее на стенде шли пляжные правила и список мер безопасности поведения на воде. Начертаны они фломастером от руки, но буквами печатными, хоть и немного кривыми, так что вполне читабельными. Последнее правило носило угрожающий характер и гласило: «Кто утонет — купаться в реке больше не будет».
Рядом на этом же деревянном щите за стеклом красовалась распятая канцелярскими кнопками «Комсомолка». Номер от первого июня 1978 года. Не пожелтевший и не потрепанный. Подделка, наверное — на компе сверстали и распечатали, или даже готовую скачали оттуда, сейчас, говорят, в интернетах всё есть. Не могла газета так сохраниться. Смотришь на нее и даже кажется, что запах типографской краски чуешь. Ух… Антуражный стенд, однако…
— В прошлом году советской милиции исполнилось шестьдесят лет! — вдруг раздался рядом по-механически глухой и сухой голос.
Я аж вздрогнул. Обернулся. Оказалось, что это портативный радиоприемник на песке у мужиков, что увлеченно играли в шахматы, развалившись на полотенцах. Компашка отдыхала, но все были трезвые.
Приемник — на вид совсем новенькая узнаваемая «Вега 404». Таких сто лет не выпускают. Я притормозил послушать, а голос диктора продолжал вещать с этаким звонким пафосом. Интересно, почему у дикторов советских времен все голоса одинаковые?
— В истории милиции немало славных страниц, — лилось из квадратного с обтекаемыми углами корпуса приемника. — Ровесница Великого Октября, она в горниле военных испытаний и в буднях грандиозных строек шла в ногу со всей страной. Сегодня наша советская милиция находится на качественно новом этапе своего развития. Исторические решения ХХV съезда КПСС…
И дальше про социалистическое общество заливает. Ф-ух! Аж мурашки по коже… Даже запись старую в эфир пустили. Нормально так заморочились, на грани фантастики. Кто? Зачем?..
Я снова огляделся. Потрогал свою физическую оболочку и — как обухом по голове.
Ни фига это не постановка!!!
Это… Это же… НЕРУШИМЫЙ, собственной могучей персоной! Красный и необъятный, многонациональный и однопартийный, серпастый и молоткастый. Аж ногами к песку прилип от осознания новой реальности. Сглотнул, головой мотнул.
Это, что получается? Я в прошлом? Еще и в новом теле? А тот задохлик куда делся, в которого