В плохую погоду, когда шел сильный снег, было особенно тяжело. Ари не стал подключать интернет, и для этого была причина. Он мог проверять свою электронную почту на работе и ценил возможность вернуться вечером домой — да, домой, именно так, — и побыть в тишине и покое, почти не контактируя с внешним миром. Ари нравилось готовить для себя, и через неделю он стал постоянным покупателем в маленькой, но очень приятной рыбной лавке рядом с Ратушной площадью. Он покупал там знакомую пикшу, которую его мать всегда жарила по понедельникам, и более изысканный палтус. Но больше всего ему нравилась свежая, только что выловленная форель. Он немного присыпал ее специями, заворачивал в фольгу и запекал в духовке — ровно столько, чтобы мякоть свободно отделялась от кости, не потеряв своего вкуса.
После еды Ари погружался в учебники и другие книги, которые выбирал для удовольствия. В первую же неделю он пошел в библиотеку во время перерыва на кофе и взял несколько книг, которые всегда хотел прочитать, но у него никогда не было на это времени; к ним он и обращался, когда уставал от учебников.
Там же он взял и несколько компакт-дисков с классической музыкой. Он слушал их, когда не читал и не работал, а просто сидел в темноте в гостиной и думал о Кристине, о покойных родителях, о своем одиночестве. Один вечер он провел, слушая радио, прямую трансляцию концерта Исландского симфонического оркестра. Вспоминал маму, которая погибла в автомобильной аварии, когда он был ребенком. Она играла на скрипке в симфоническом оркестре.
Ари старался обходиться без телевизора, лишь время от времени смотрел новости. Насколько он мог понять, Рейкьявик погружался в хаос после краха крупных банков, с бурными антиправительственными протестами, которые с каждым днем становились все громче.
Закончив дежурство, Ари шел домой обходным путем и ненадолго останавливался на берегу моря. Близость моря успокаивала, и он чувствовал себя лучше в этом изолированном от мира городе. Когда он стоял и смотрел на волны, то представлял себе, что он в Рейкьявике, недалеко от своей квартиры на Эльдугата. А по ночам мысли о море помогали ему отгонять тягостное ощущение замкнутого пространства.
Работа ему нравилась. Полицейский участок часто больше походил на кафе или даже клуб, чем на официальное учреждение. Туда заходили выпить кофе — иногда по несколько раз в неделю — и поболтать о том о сем. Финансовый кризис, протесты и решения правительства значились в списке любимых тем, и, конечно же, говорили о погоде. В первые дни после приезда Ари в кофейном уголке было особенно много посетителей — всем хотелось взглянуть на парнишку, приехавшего с юга.
Однажды за чашкой кофе Томас упомянул, что Ари по образованию теолог.
— Да нет… ерунда, — быстро вставил Ари.
— Но ты же изучал теологию, разве не так?
— Мм… — протянул Ари. — Я не завершил обучение. Сделал перерыв, поступил в полицейский колледж… — Он сам удивился, произнеся слово «перерыв», поскольку в глубине души был уверен, что никогда больше не вернется к теологии.
— Удивительное дело! — включился в разговор их коллега Хлинюр.
Уже несколько лет он работал на севере вместе с Томасом; ему было тридцать пять лет или около того, но по внешнему виду ему давали больше, волосы реденькие, да и красотой он никогда не блистал.
— Пастор в процессе становления среди нас!
Ари ответил натянутой улыбкой, но ему было не смешно.
— Ты будешь решать проблемы, которые нам не по плечу, верно? — спросил Хлинюр. — При помощи сил небесных!
Он и Томас рассмеялись.
— Преподобный Ари Тор откроет все тайны!
После этого его стали называть все то Пастором, то Преподобным Ари Тором. Он подыгрывал, хотя ему никогда не нравились прозвища, и уж тем более ему не нравилось прозвище, созданное на основе науки, которой он занимался какое-то время спустя рукава, а потом и вовсе забросил ее.
В первый день, находясь на работе, Ари позвонил Кристине, но она не ответила. Тогда он отправил ей электронное письмо с описанием поездки на север и подробностями о Томасе и своем новом доме. О своих чувствах он писать ей не стал. А также о том, что это забытое богом место встретило его унынием и мраком. О том, что он до сих пор расстроен из-за того, что она рассердилась, узнав о его будущей работе, и не согласилась взять отпуск, чтобы поехать с ним и помочь устроиться на новом месте. Возможно, она не хотела облегчать ему жизнь. Возможно, ждала, что он вернется в Рейкьявик через несколько недель, устав от снега и одиночества.
На следующий день Ари получил от нее ответное письмо. Она писала о работе и учебе. Сообщила, что ее отец потерял место в банке, где работал много лет. Он был одним из очень многих уволенных сотрудников. Ари представил себе, как она переживает из-за этого. Вспомнил, что ее мама работает в архитектурном бюро. Судя по всему, финансовый кризис отразится и на этой отрасли. Кристина, казалось, не хотела вдаваться в детали. Письмо было коротким, рискованных тем она не коснулась.
На следующий день Ари снова позвонил ей. Он только что вернулся домой после долгого дежурства и не был расположен заниматься делами, которые на нем висели. Разговор скользил по поверхности и был лишен искренности и глубины. Ари не стал углубляться: он один избегает важных тем или они оба? Кристина по натуре была человеком спокойным, и вывести ее из душевного равновесия было непросто. Если возникали проблемы, которые будоражили Ари, то ее они, казалось, не задевали.
На протяжении следующих недель они разговаривали ежедневно, и Ари старался не показывать своего разочарования из-за того, что она не проявляет большого интереса к его новой работе. Было ощущение, что Кристина избегает этой темы, все еще раздосадованная его отъездом из Рейкьявика. Ари казалось это неправильным. Он был здесь, на новом месте, совсем один, в то время как она осталась в Рейкьявике, с родителями и друзьями. И он был бы признателен ей за поддержку. Но вместо этого лишь короткие будничные разговоры.
И вот теперь эта новость. Была уже середина декабря; Ари прибыл в Сиглуфьордюр больше месяца назад, приближалось Рождество. Ему нужно было сообщить Кристине о решении Томаса назначить ему дежурства на период рождественских каникул, и это был не тот