— Лучше, чем есть?
Чарли покачала головой:
— Более управляемые.
Она всегда думала об этом как о ви́дении сцен в широкоэкранном режиме. Не всех. Просто в определенные моменты. Трудные. Операторский стедикам[13], скользящий по неровным участкам ее жизни. Только когда она была вынуждена обратиться к психиатру, который прописал ей маленькие оранжевые таблетки, Чарли поняла, что на самом деле представляют собой фильмы в ее голове.
Галлюцинации.
Так их называл врач.
Она сказала, что это похоже на мысленный выключатель, срабатывающий в такие моменты, когда эмоции Чарли угрожают захлестнуть ее. На пике горя, стресса или страха в мозгу Чарли что-то переключается, заменяя реальность чем-то более кинематографичным и более легким для восприятия.
Чарли знала: то, что она только что пережила, было вызвано смесью вины, печали и тоски по Мэдди. С одной из этих эмоций она справилась бы сама. Возможно, она даже смогла бы справиться с сочетанием двух из них. Но сложить все три вместе, и — щелк! — тумблер в ее мозгу переключался, и в голове начинался фильм.
— Ты сказала, что слышишь и видишь вещи, которых может и не быть. — Джош явно проявил неподдельный интерес. — Мы говорим о людях?
— Да, иногда я вижу людей.
— Итак, ты можешь видеть кого-то или что-то, чего на самом деле не существует? — восхищенно уточнил Джош. — Или вести целый разговор, который реально не происходит?
— Да, могу. Кто-то говорит со мной, я отвечаю, и никто больше не слышит этого, потому что все это у меня в голове.
— И это происходит без предупреждения?
— Ага.
— Ты не можешь это контролировать?
— Не особо.
— Тебя это нисколько не беспокоит?
— Очень даже беспокоит, — возразила Чарли, не осмеливаясь сказать что-либо еще.
Раньше фильмы, возникающие в голове, никогда не волновали ее. Если уж говорить откровенно, она даже была благодарна за них. Они облегчали жизнь. Служили своего рода бальзамом, способным успокаивать жгучие эмоции. Кроме того, они никогда не длились очень долго и, конечно, никогда никому не причиняли вреда.
Пока один из них не сделал этого.
Теперь она никогда себе этого не простит.
Теперь она просто хочет, чтобы они исчезли.
— И что это за фильмы? — не унимался Джош.
— На самом деле все, что угодно. Я видела мюзиклы, драмы и фильмы ужасов.
— А что было минуту назад? Какой фильм крутился у тебя в голове?
Чарли мысленно возвратилась к своему отражению в боковом зеркале. В красном пальто Мэдди и с соответствующей помадой, которой определенно нет в реальной жизни, Чарли выглядела эффектно. Но она не была роковой женщиной. Эта роль всегда принадлежала Мэдди.
А Джош был красивым, но осторожным мужчиной за рулем, возможно, с прошлым. Эти двое могли быть кем угодно. Влюбленные в бегах. Брат и сестра, только недавно воссоединившиеся. Незнакомцы в темноте, которые по неизвестным даже им причинам отправились через всю страну безо всякого плана.
Что, в некотором смысле, являлось правдой.
— Нуар, — ответила Чарли. — Хотя и не классика. Нечто, выпускаемое студиями еженедельно. Солидный фильм категории «Б».
— Это прям конкретно странно, — подметил Джош.
Смущенно пожав плечами, Чарли ответила:
— Ничего не могу с этим поделать. Я так устроена.
— Что, если происходящее здесь и сейчас было бы фильмом? — спросил он. — Кто бы играл меня?
— Ты имеешь в виду, какой актер?
— Да.
— Из живых или умерших?
— Не имеет значения.
Чарли откинулась назад и подняла руки, вытянув и сложив пальцы рамкой, как режиссер, снимающий кадр. Мгновение она изучала Джоша. Не только его лицо, которое, несомненно, было красиво, но и характерные особенности. Он грозный, сильный, слегка неуклюжий. Все это в сочетании с его приятной внешностью напоминало только одного человека.
— Марлон Брандо, — выдохнула Чарли.
Джоша передернуло:
— Ох!
— Молодой Марлон Брандо, — быстро добавила Чарли. — Брандо из «Трамвая»[14]. Ну, знаешь, когда он был красавчиком.
— О, так ты считаешь меня красавчиком? — Джош, довольный, немного картинно выпятил грудь.
Чарли покраснела.
— Я не это имела в виду.
— Слишком поздно, — засмеялся Джош. — Ты это уже произнесла и не можешь взять свои слова обратно. Мне нравится быть тем Брандо. Сейчас он какой-то толстый и сумасшедший, верно?
— Кое-что из этого, возможно, ждет и тебя.
— Очень смешно, — возмутился Джош. — А я собирался быть милым и сказать, кто, по моему мнению, должен сыграть тебя в твоем воображаемом фильме.
— Интересно. И кто же?
— Одри Хепберн.
Чарли продолжала краснеть. Ей говорили это раньше. Мэдди однажды сказала:
— Ты могла бы выглядеть как Одри, если бы захотела. У тебя такие широко распахнутые глаза, которые нравятся парням, нежные, как у оленя, крадущегося на цыпочках по лугу.
Чарли тогда ответила: «Олени не ходят на цыпочках». А Джошу теперь решила заявить: «Я удивлена, что ты знаешь, кто это такая».
— Зацени! — воскликнул он. — Я не полный болван. И да, правильным ответом было бы поблагодарить меня.
— Спасибо, — произнесла Чарли, чувствуя, как ее щеки снова заливает жар.
— Я собираюсь задать тебе личный вопрос, — предупредил Джош.
— Более личный, чем мое признание, что я вижу фильмы в своем сознании?
— Не настолько, — улыбнулся Джош. — Мне просто интересно, есть ли у тебя парень?
Чарли замерла, не зная, как реагировать. Джош явно флиртовал с ней, вероятно потому, что думает, будто она флиртовала с ним, хотя это вышло ненамеренно. Она не кокетлива, несмотря на то что ее учили лучшие. Мэрилин Монро. Лана Тернер. Лорен Бэколл.
Она знала: чтобы свистнуть, нужно просто сложить губы вместе и дунуть.
Она не понимала, почему кому-то хочется регулярно это пробовать.
Ее проблема, по словам Мэдди, заключалась в том, что она была одержима киношными мужчинами и при этом совершенно не знала, как вести себя с ними в реальном мире. Чарли соглашалась, что в этом есть доля правды. У нее подгибались колени при виде молодого Пола Ньюмана, но она оставалась холодна, встретив в реальной жизни кого-то, кто был хотя бы отдаленно так же красив.
Несмотря на неоспоримую химию, возникшую при знакомстве, ее первое официальное свидание с Робби получилось в лучшем случае неловким. Чарли изо всех сил старалась быть кем угодно, только не обычной странной собой, потому что считала, что это то, чего хочет Робби. Она попыталась сделать ему комплимент.
— Мне… хм… нравится рисунок твоей рубашки, — сказала она о надетой на нем простой полосатой рубашке-оксфорд и попыталась завязать светскую беседу. Через пятнадцать минут она сдалась.
— Кажется, мне пора? — сказала она, сформулировав это как вопрос, ища у него разрешения избавить их обоих от страданий.
Робби удивил ее, сказав:
— Пожалуйста, останься. Слушай, у меня тоже плохо получается.
В тот момент Чарли поняла, что, несмотря на свою привлекательную внешность, Робби столь же неуклюжий, как и она. Он болтал об уравнениях так же, как Чарли о фильмах. Он кротко улыбался и еще быстрее краснел. Его движения часто бывали нерешительными, словно он постоянно находился не в своей тарелке. Все эти качества оказались очень удобными. Робби был легок на подъем во всех отношениях. Он соглашался