2 страница
Лесли Эвелин, которая держит в руках портфель карамельного цвета и чувствует себя совершенно непринужденно. Я всего лишь Джулс Ларсен, уроженка маленького пенсильванского городка, где все занимаются добычей угля. На моем банковском счету осталось меньше пятисот долларов.

Мне здесь не место.

Но в объявлении не упоминался адрес. Там просто говорилось, что требуется кто-то, кто мог бы присмотреть за квартирой в отсутствие хозяев, и предлагалось позвонить по указанному телефону. Я могла. Я позвонила. Мне ответила Лесли Эвелин, продиктовавшая адрес и место встречи. Верхний Вест-Сайд. Но я поняла, во что вляпалась, только когда оказалась возле здания, судорожно перепроверяя адрес, не в силах поверить, что это и вправду нужное место.

Бартоломью.

Самое узнаваемое многоквартирное здание Манхэттена после Дакоты и двуглавого Сан-Ремо. Отчасти это связано с его узким фасадом. По сравнению с другими легендарными зданиями Нью-Йорка Бартоломью кажется тенью – тонкая полоска камня, всего тринадцать этажей, возвышающихся над западной частью Центрального парка. Бартоломью выгодно отличается от окружающих громадин. Он невелик, изящен и незабываем.

Но главная причина его славы – горгульи. Самые что ни на есть классические горгульи с крыльями как у летучей мыши и угрожающими рогами. Эти каменные твари здесь повсюду – парочка примостилась прямо над парадным входом, другие притаились по углам крыши. Фасад тоже украшен горгульями. Они сидят на небольших мраморных выступах, воздев руки к наружным карнизам, словно удерживая весь Бартоломью от падения. Из-за горгулий здание похоже на готическую церковь – поэтому его прозвали Сейнт-Барт.

За долгие годы Бартоломью со своими горгульями успел стать популярным объектом для съемки. Я видела его на открытках, в рекламе, в качестве фона множества фотосессий. Он появлялся в фильмах. И в сериалах. И на обложке бестселлера из восьмидесятых под названием «Сердце мечтательницы», из которого я впервые узнала о Бартоломью. Джейн часто читала эту книгу вслух, пока мы вместе валялись на ее просторной двуспальной кровати.

В книге рассказывалась история двадцатилетней сироты по имени Джинни, по прихоти судьбы и благодаря щедрости своей бабушки, которую она никогда не знала, поселившейся в Бартоломью. Джинни пытается освоиться в непривычно роскошной обстановке, примеряет множество причудливых нарядов и лавирует между несколькими ухажерами. Несомненно, это легкомысленная история, но оттого она не менее замечательна. После таких историй девочки начинают мечтать о том, чтобы найти свою истинную любовь на улицах Манхэттена.

Пока Джейн читала, я разглядывала обложку книги, на которой красовался Бартоломью. В нашей округе подобных зданий не было и в помине – лишь унылые одинаковые домишки и закопченные витрины, изредка перемежавшиеся школами или церквями. Мы с Джейн никогда не были в Манхэттене, но он манил нас. Как и мысль о том, чтобы поселиться в таком месте, совершенно не похожем на крохотный двухквартирный дом, в котором жили мы с родителями.

– Когда-нибудь, – то и дело повторяла Джейн, дочитав очередную главу, – когда-нибудь я буду там жить.

– А я буду приходить в гости, – добавляла я.

Джейн проводила рукой по моим волосам.

– В гости? Мы будем жить там вместе, Джули.

Само собой, ни одна из наших детских фантазий не осуществилась. Детские мечты никогда не сбываются. Разве что у кого-нибудь вроде Лесли Эвелин. Но не фантазии Джейн. И уж точно не мои. Самое большее, что мне светит, – это поездка на лифте.

Шахту лифта обвивает лестница, проходящая через центр здания. Мне хорошо видно ее через окна. Десять ступенек – лестничная клетка – еще десять ступенек.

По одному из пролетов с трудом спускается пожилой мужчина, которого поддерживает под руку усталого вида женщина в фиолетовом костюме медсестры. Она терпеливо ждет, пока старик переведет дыхание, прежде чем пойти дальше. Они оба делают вид, что не обратили внимания на поднимающийся лифт, но украдкой все же бросают взгляды, прежде чем следующая лестничная клетка скрывает их из виду.

– В здании одиннадцать жилых этажей, начиная со второго, – говорит Лесли. – На первом этаже расположены служебные и подсобные помещения, а также сервисные службы. В подвале находится склад. На каждом этаже – четыре квартиры. Две в передней части здания и две в задней.

Медленно, но верно мы поднимаемся еще на один этаж. Снаружи ждет женщина, примерно возраста Лесли. Она одета в леггинсы, угги и толстый белый свитер и держит в руке украшенный стразами поводок, тянущийся к ошейнику неправдоподобно крошечной собачонки. Женщина машет Лесли в знак приветствия, разглядывая меня через большие солнечные очки. Нескольких секунд, что мы смотрим друг на друга, оказывается достаточно, чтобы я узнала ее. Она актриса. Или, по крайней мере, была актрисой. Прошло десять лет с тех пор, как я последний раз видела ее по телевизору – в той мыльной опере, которую мы смотрели летом вместе с мамой.

– Это…

Я умолкаю, когда Лесли поднимает руку.

– Мы никогда не обсуждаем жильцов. Это одно из наших негласных правил. Здесь, в Бартоломью, мы умеем уважать конфиденциальность. Люди, живущие здесь, желают чувствовать себя комфортно в этих стенах.

– Но здесь и правда живут знаменитости?

– Я бы так не сказала, – ответила Лесли, – и нас это вполне устраивает. Не хватало еще толп папарацци у входа. Или, не приведи господь, повторения того, что случилось в Дакоте. Наши жильцы не выставляют напоказ свое богатство. Они не любят, когда вторгаются в их личную жизнь. Многие приобретают квартиры через подставные фирмы, чтобы не афишировать смену места жительства.

Лифт со скрежетом останавливается у самого конца лестницы, и Лесли объявляет:

– Вот мы и на месте. Двенадцатый этаж.

Она открывает внутреннюю дверь лифта и выходит наружу, цокая каблуками по черно-белой плитке.

Бордовые стены украшены светильниками, расположенными через равные интервалы. Мы проходим мимо двух дверей и оказываемся в конце холла, у широкой стены с еще двумя дверями. В отличие от предыдущих, на этих есть таблички с номерами.

12А и 12B.

– Я думала, здесь по четыре квартиры на каждом этаже, – говорю я.

– Так и есть, – отвечает Лесли, – кроме этого этажа. Двенадцатый этаж – исключение.

Я оглядываюсь на двери без опознавательных знаков.

– А что насчет тех дверей?

– Это складские помещения. Выход на крышу. Ничего особенного. – Лесли достает из портфеля ключи и отпирает дверь 12А. – А вот здесь – кое-что по-настоящему интересное.

Дверь открывается, и Лесли делает шаг в сторону, открывая моему взору маленькую, со вкусом оформленную прихожую. Вешалка, зеркало в позолоченной раме и столик, на котором стоит лампа, ваза и тарелочка для ключей. Из окна на другом конце квартиры, прямо напротив входной двери, открывается самая потрясающая панорама, которую я когда-либо видела.

Центральный парк.

Поздняя осень.

Янтарные лучи солнца на оранжево-золотой листве.

И все это с высоты птичьего полета.

Панорамное окно от пола до потолка строго оформленной гостиной на другом конце коридора. Я подхожу ближе, борясь с головокружением, и останавливаюсь в считаных дюймах от окна. Прямо напротив виднеется озеро и