Это стало бы настоящим спасением. Я смогла бы спокойно найти работу и новое жилье. И ушла бы отсюда, имея на счете двенадцать кусков. Всего-навсего.
– Что ж, давайте уточним последние детали и решим, подойдет ли вам эта работа.
Лесли ведет меня к выходу из спальни, вниз по ступеням и обратно к алому дивану в гостиной. Я сажусь, вновь складываю руки на коленях и стараюсь не пялиться в окно. Это непросто – близится вечер, и солнце окрашивает парк в темно-золотые тона.
– У меня осталось всего несколько вопросов, – говорит Лесли, доставая из портфеля ручку и что-то вроде анкеты. – Сколько вам лет?
– Двадцать пять.
Лесли записывает мой ответ.
– Дата рождения?
– Первое мая.
– Страдаете ли вы какими-либо хроническими заболеваниями?
Я отрываю взгляд от окна.
– Зачем вам это знать?
– На случай чрезвычайной ситуации, – отвечает Лесли. – Так как у вас нет никого, с кем мы могли бы связаться, если, не дай бог, с вами что-то случится, то мне потребуется информация о состоянии вашего здоровья. Уверяю вас, это стандартная процедура.
– Я совершенно здорова, – говорю я.
Лесли держит ручку над бумагой.
– Никаких проблем с сердцем или чего-то подобного?
– Нет.
– Что насчет вашего слуха и зрения?
– С ними все в порядке.
– Аллергические реакции?
– На укусы пчел. Но я ношу с собой автоинжектор.
– Очень предусмотрительно с вашей стороны, – говорит Лесли. – Приятно встретить такую сознательную молодую особу. Последний вопрос – вы могли бы назвать себя любопытным человеком?
Любопытным. Такого я не ожидала – это ведь Лесли задает вопросы, не я.
– Боюсь, не поняла суть вопроса, – говорю я.
– Спрошу прямо, – сказала Лесли. – Вы любите совать нос не в свое дело? Задавать лишние вопросы? Рассказывать другим о том, что узнали? Как вам наверняка известно, Бартоломью славится своим умением хранить тайны. Многие хотели бы узнать, что происходит в этих стенах – хотя, как вы успели убедиться, это самое обычное здание. Пару раз, когда мы публиковали объявление, приходили люди с нечистыми намерениями. Они выискивали грязные тайны. Вынюхивали секреты этого здания, его жильцов, его истории. Гонялись за сенсацией. Я умею распознавать таких людей. Очень хорошо умею. И, если вас интересуют сплетни, нам лучше расстаться прямо сейчас.
Я качаю головой:
– Мне все равно, что здесь происходит. Мне просто нужны деньги и крыша над головой.
На этом наше собеседование подходит к концу. Лесли встает, разглаживает юбку и поправляет одно из своих тяжелых колец.
– Обычно я предлагаю соискателям дождаться нашего звонка. Но в данном случае нет смысла тянуть время.
Я знала, что этот момент настанет. Знала еще в кабине лифта, похожей на птичью клетку. Мне нечего делать в Бартоломью. Людям вроде меня – одиноким, нищим, почти бездомным – здесь не место. Я в последний раз смотрю в окно, зная, что больше никогда не увижу такого вида.
Лесли заканчивает свою речь:
– Мы будем рады, если вы согласитесь здесь пожить.
Сначала мне кажется, что я не расслышала. Я смотрю на Лесли непонимающим взглядом – хорошие новости для меня в новинку.
– Вы шутите.
– Отнюдь. Конечно, нам нужно осуществить проверку данных. Но, думаю, вы прекрасно нам подойдете. Вы молоды и умны. И, очевидно, пребывание здесь пойдет вам на пользу.
Тут я наконец понимаю: я буду здесь жить. Я буду жить в Бартоломью. В квартире моей мечты.
И более того – мне за это заплатят.
Двенадцать тысяч долларов.
У меня на глаза наворачиваются слезы. Я поспешно смахиваю их, чтобы Лесли не передумала, решив, что я чрезмерно эмоциональна.
– Спасибо, – говорю я. – Большое спасибо. Это настоящий подарок судьбы.
Лесли широко улыбается.
– Я очень рада, Джулс. Добро пожаловать в Бартоломью. Уверена, вам здесь понравится.
3
– В чем подвох? – спрашивает Хлоя, делая глоток дешевого вина. – Не верю, что его нет.
– Да, я тоже так думала, – говорю я. – Но я не могу найти никакого подвоха.
– Кто в здравом уме станет платить незнакомому человеку, чтобы тот пожил в его шикарной квартире?
Мы сидим в гостиной у Хлои, в ее совсем-не-шикарной квартире в Джерси-Сити, за кофейным столиком, который начал заменять нам обеденный с тех пор, как я поселилась у Хлои. Сегодня мы заказали ужин из дешевого китайского ресторанчика. Лапша лаомянь с овощами и жареный рис со свининой.
– Это настоящая работа, – добавляю я. – Нужно будет присматривать за квартирой, убирать ее и так далее.
Хлоя замерла, не донеся палочки с лапшой до рта.
– Постой, ты в самом деле согласилась?
– Разумеется. Завтра переезжаю.
– Завтра? Так быстро?
– Они хотят, чтобы кто-то поселился там как можно скорее.
– Джулс, я не страдаю паранойей, но это все очень подозрительно. Вдруг тебя хотят втянуть в секту?
Я закатываю глаза.
– Ты серьезно?
– Абсолютно серьезно. Ты никого из них не знаешь. Что случилось с женщиной, которая жила там раньше?
– Она умерла.
– При каких обстоятельствах? – спрашивает Хлоя. – Где? Вдруг это случилось в квартире. Вдруг ее убили.
– Не говори чепухи.
– Я проявляю осторожность. – Хлоя раздраженно отпивает еще вина. – По крайней мере дай Полу просмотреть документы, прежде чем их подписывать.
Пол, парень Хлои, работает секретарем в крупной юридической фирме, готовясь к экзаменам на получение лицензии. Когда он официально станет юристом, они планируют пожениться, переехать в пригород, завести двух детей и собаку. Хлоя шутит, что у них есть амбиции.
У меня амбиций уже не осталось. Я пала так низко, что засыпаю там же, где ужинала. Мне чудится, будто за последние две недели весь мир сжался до размеров этого диванчика.
– Я уже подписала контракт, – говорю я. – На три месяца, с возможностью пролонгации.
Я несколько преувеличиваю. Я подписала соглашение, а не контракт, и Лесли Эвелин всего лишь намекнула, что спор из-за наследства может затянуться. Но мне хочется приукрасить ситуацию. Хлоя работает в сфере управления кадрами. Слово «пролонгация» должно ее впечатлить.
– Что насчет налогов? – спрашивает она.
– Налогов?
– Ты заполнила налоговую декларацию?
Я ковыряюсь палочками в рисе, выискивая кусочки свинины, чтобы уйти от ответа. Но Хлоя вырывает картонную коробку у меня из рук. Рис рассыпается по столику.
– Джулс, не соглашайся на работу с черной зарплатой. Это очень подозрительно.
– Зато я получу больше денег.
– Это нарушение закона.
Я отбираю у нее коробку с рисом и втыкаю туда свои палочки.
– Меня интересуют только деньги. Мне нужны эти двенадцать тысяч, Хлоя.
– Я же говорила, что могу дать тебе в долг.
– Я не смогу вернуть.
– Сможешь. Когда-нибудь. Не соглашайся на эту работу только потому, что считаешь себя…
– Обузой? – спрашиваю я.
– Не я это сказала.
– Но я действительно обуза.
– Нет, ты моя лучшая подруга, которая переживает сейчас сложный период. Ты можешь оставаться у меня сколько захочешь. Уверена, вскоре у тебя все наладится.
Хлоя настроена оптимистичней меня. Последние две недели я пыталась понять, каким образом все в моей жизни пошло кувырком. Я умна. Старательна. Я неплохой человек – по крайней мере, пытаюсь быть таковым. Но хватило всего лишь двух ударов судьбы – увольнения и предательства – чтобы я сломалась.
Найдется кто-то, кто скажет, что я сама виновата. Что