– Простите, – выдохнула она, не останавливаясь. – Мне очень жаль!
Наконец Дарси выбралась из шатра и глотнула свежего воздуха. Ей тут же захотелось позвать его по имени, но волнение, охватившее ее, не давало произнести ни слова. Дарси просто неуклюже бежала за мужчиной, словно ребенок, который пытается догнать недовольного отца. Белый передник хлопал по ногам и сильно мешал.
Остановившись посредине поля, Дарси согнулась, тяжело дыша и беспомощно наблюдая, как он садится в черный «ауди». Брюнетка посадила малышку на заднее сиденье, пристегнув ее ремнем безопасности, а сама, весело рассмеявшись, села впереди – словно заметила Дарси, которая стояла на холме, потея и тяжело дыша, и решила унизить ее, показав, какая у них дружная семья, а заодно лишний раз напомнить, что Дарси суждено навсегда остаться лишь незаметным, никому не нужным зрителем.
Если она ничего сейчас не предпримет, эта женщина будет права!
Автомобиль начал сдавать назад. Дарси запаниковала, наблюдая, как он осторожно развернулся и присоединился к пробке у ворот. Подъездная дорожка, ведущая к дому, была достаточно узкой, поэтому разминуться двум машинам было невозможно. «Ауди» затормозил, задние габариты вспыхнули красным светом.
Дарси поняла, что это ее шанс. У нее было не более тридцати секунд. Поэтому она отбросила рюкзак и коробки и ринулась вниз по лужайке к месту, где подъездная дорожка делала резкий поворот. Она собиралась хотя бы запомнить номер машины или еще раз посмотреть на нее. Но когда она приблизилась к дорожке, машина как раз подъехала к воротам. Водитель нетерпеливо нажал на газ.
Он вот-вот должен был исчезнуть навсегда. Желание выбежать вперед и остановить его возникло мгновенно.
В последний момент он, должно быть, заметил ее, потому что машина, взвизгнув тормозами, остановилась. Удар был похож на резкий толчок, и Дарси очутилась на покрытой гравием дорожке. Казалось, она просто присела отдохнуть после утомительной прогулки.
Хлопнула дверца машины, послышался плач ребенка, женщина вскрикнула, и Дарси очнулась от оцепенения. В правом бедре чувствовалась острая боль. В этот момент он присел на корточки рядом, приобнял ее и спросил, все ли с ней в порядке.
Он еще не узнал ее.
– О боже! О боже!
Его жена билась в истерике и причитала, словно это ее сбило полуторатонное порождение немецкой инженерной мысли.
– Не двигайтесь! Вы в порядке? Только не двигайтесь!
Любой посторонний человек решил бы, что он совершенно спокоен, но Дарси услышала в его голосе нотки паники.
В этот момент он взглянул ей в лицо и снял солнцезащитные очки. Глаза Дарси наполнились слезами.
Очень медленно он повторил слова жены:
– О боже…
Его глаза не изменились. Они были такими же зелеными и внимательными, как и прежде. Он казался старше и увереннее, словно тот человек, каким она его знала, был лишь черновиком.
Он убрал руку и добрых пять секунд молча смотрел на нее в упор. Ноги Дарси, оценив драматичность момента, а может, просто ощутив нанесенный ущерб, начали дрожать. В кронах вишен, которые росли вдоль гравийной дорожки, стайка зябликов продолжала щебетать как ни в чем не бывало.
– Вы в порядке? Вы в порядке? Вы в порядке? – продолжала кричать его жена, но ее вопрос был скорее утверждением.
Он понурился, а Дарси прикрыла глаза ладонью. Так они и сидели рядом на дорожке, словно это было окончанием чего-то, что началось давно, какой-то драмы, завершающий аккорд которой прозвучал лишь сейчас.
Когда Дарси подняла голову, то увидела, что его жена что-то набирает пухлыми пальцами на экране айфона. С обеих сторон уже успела образоваться очередь из машин, которые осторожно объезжали неудачно стоящий «ауди». Некоторые водители считали своим долгом резко нажать на газ, вероятно, тем самым выражая недовольство неожиданной пробкой в выходной день. Другие смотрели на Дарси тем пустым взглядом, который обычно приберегают для слабоумных и мертвецки пьяных людей.
– Святой Боже, Джастин! – взвизгнула жена, заглушив всхлипывания ребенка.
Дарси посмотрела ему в глаза.
– Джастин? – прошептала она, не веря собственным ушам.
– Пожалуйста… – пробормотал он.
В его глазах был такой страх, что больше ничего не надо было говорить.
Дарси посмотрела на свои ноги. Джинсы остались целы. Никаких видимых повреждений вроде торчащих костей или вывернутых коленных чашечек не было. Она могла бы сделать вид, что сильно пострадала, но, не обращая внимания на боль, сказала как можно громче:
– Я в порядке.
Он тяжело вздохнул – то ли от облегчения, то ли от отчаяния. У его жены опять началась истерика. Она крикнула, чтобы Дарси не двигалась, велела Джастину отдать ей свой пиджак, а дочери, которая замерла от ужаса на заднем сиденье, приказала оставаться на месте и не выходить из машины.
– Не двигайся, Мэдисон! – И она снова заорала в трубку: – Он сбил человека, Шери, черт, Шери, он сбил человека!
Было не ясно, говорит она с диспетчером службы спасения, с которым успела так быстро перейти на «ты», или с подругой. В любом случае, Дарси почувствовала острую жалость к человеку на другом конце линии. Она ухватилась рукой за бампер и поднялась на ноги.
– Вы в порядке? Ногой двигать можете?
Одной рукой он аккуратно поддерживал ее спину, а другой взял за локоть, чтобы она не упала.
Дарси осторожно потрясла пострадавшей ногой и почувствовала, как напрягся Джастин, когда она поморщилась. Было очень больно.
Его жена по-прежнему стояла возле машины, опершись обеими руками о дверцу и согнувшись, словно собиралась вот-вот родить. А потом снова заголосила:
– Джастин! Джастин! О боже, Джастин!
Он обернулся и посмотрел на нее так, словно не мог понять, кто эта истеричная, полная женщина с красным лицом, огромными золотыми кольцами в ушах и серым от загара в солярии лицом.
– Иззи, – крикнул он дрогнувшим голосом, – с ней все в порядке!
Он указал на Дарси, словно она была каким-то животным, которое ее дочь, возможно, захочет погладить.
Где-то слева от «ауди» Дарси заметила одну из распорядительниц ярмарки в блестящей накидке. Она с решительным видом приближалась к ним, явно намереваясь перемахнуть через стоявшую рядом «тойоту» и ликвидировать хаос. Но невольно лишь усилила его, начав искать свидетелей случившегося, хотя большинству из них было под девяносто лет и зрение у