– Я понимаю, – возражала Кейт, – но вы забываете о том, в какое затруднительное положение вы ставите меня. Я не хочу нести ответственность за ваше поражение на выборах. Ваша партия скажет, что мне это было выгодно. И если вам это безразлично, то мне не все равно. Я не потерплю, чтобы после выборов люди говорили, что вы пренебрегали своей предвыборной кампанией из-за меня и что благодаря этому победил мой отец.
Впрочем, – добавляла она искренне, – я, разумеется, хочу, чтобы отец был избран в Законодательное собрание, и не хочу, чтобы выбрали вас, потому что если победите вы, то он проиграет. И все же я не хочу мешать вам в этом.
– Не беспокойтесь, пожалуйста, об избрании вашего отца, моя милая! – воскликнул Тарвин. – Если это единственное, что заставляет вас бодрствовать по ночам, то можете спать спокойно до тех пор, пока в город не прибудет компания «Три К». Этой осенью я сам поеду в Денвер, и лучше подумайте о том, чтобы поехать туда вместе со мною. Ну, давайте! Как вы смотрите на то, чтобы стать женой спикера и жить на Капитолийском холме?
Он настолько нравился ей, что она почти верила его привычным заявлениям о том, что успех или неуспех задуманного им предприятия зависит всего лишь от того, хочет ли он этого всерьёз или нет.
– Ник! – воскликнула она, смеясь. – Вы не станете спикером! – В голосе её тем не менее слышалось сомнение.
– Если бы я только знал, что эта идея вам придётся по вкусу я бы сделался и губернатором. Дайте мне хоть каплю надежды, и вы увидите, на что я способен!
– Нет, нет! – сказала она, качая головою. – Моими губернаторами будут раджи, и живут они далеко отсюда.
– Но послушайте, Индия всего лишь в два раза меньше Соединённых Штатов по территории. В какой штат вы едете?
– В какой… штат? – переспросила она.
– Ну, район, город, округ, квартал? Адрес почтовый у вас какой?
– Ратор, провинция Гокрал Ситарун, Раджпутана, Индия.
– Вот так, значит, – произнёс он с отчаянием.
Во всем этом была жуткая определённость: он уже почти поверил в то, что она уезжает. Он словно воочию видел, как она уплывает из его жизни в ту страну, что расположена на краю света и название которой заимствовано из арабских сказок. Должно быть, и населена-то эта страна одними сказочными персонажами.
– Кейт, это безумие! Я не позволю вам даже и попробовать похить в этой языческой колдовской стране. Что общего у неё с нашим Топазом, Кейт? Что общего у этой страны с вашим домом? Говорю вам, этого делать нельзя. Пусть они сами лечатся. Оставьте их на собственное попечение! Или предоставьте их мне! Я сам поеду туда, превращу в деньги их языческие бриллианты и организую там корпус медицинской службы по плану, составленному вами. Потом мы поженимся, и я повезу вас туда посмотреть на результаты моих усилий. Я добьюсь в этом деле успеха, обещаю вам! И не говорите мне, что они, дескать, бедные. Всего одно ожерелье даст нам столько денег, что их хватит на целую армию медсестёр! Если тогда, в церкви, несколько дней назад, ваш миссионер говорил правду, то этих денег с лихвой хватит на то, чтобы покрыть национальный долг. Алмазы величиной с куриное яйцо, россыпи жемчужин, нити сапфиров толщиной в руку и изумрудов столько, что считать устанешь, – и всем этим они украшают шею идола или держат в храме под замком, а потом зовут к себе порядочных белых девушек – приезжайте и помогите нам, вылечите нас! Такие штуки я называю просто мошенничеством.
– Как будто им можно помочь деньгами! Разве в этом дело! В деньгах нет ни сострадания, ни доброты, ни милосердия, Ник! Принести пользу можно, только если жертвуешь собой!
– Ну ладно. Согласен. Тогда пожертвуйте и мной. Я поеду с вами, – сказал он, переходя на спасительный шутливый тон.
Она засмеялась в ответ, но вдруг остановилась.
– Вам нельзя ехать в Индию, Ник. Вы не поедете! Не вздумайте следовать за мной! Я вам этого не позволю!
– Ну что же, если мне достанется место раджи, то я не могу вам этого обещать. Сдаётся мне, что на этом можно заработать.
– Нет, Ник, они не сделают раджой американца.
Странное дело: мужчины, для которых жизнь – это просто шутка, тяготеют к женщинам, воспринимающим все серьёзно, как молитву, и именно такие женщины приносят им покой.
– Так, может быть, американец сгодится на то, чтобы стать у раджи управляющим, – спокойно ответил Тарвин, – а работёнка эта не пыльная и прибыльная. Я думаю, что быть раджой – занятие сверхопасное.
– Как это?
– Страховые компании берут с них двойную сумму. Ни одна из моих компаний не пошла бы на такой риск. И все же, – добавил он задумчиво, – визирь бы им, наверное, понадобился, а? Это ведь тоже из арабских сказок, да?
– Так или иначе, Ник, но вы туда не едете, – ответила она со всей определённостью. – Вы должны остаться в стороне. Запомните это.
Тарвин неожиданно встал.
– Спокойной вам ночи! Очень спокойной! – воскликнул он
Он быстро собрался, словно горя нетерпением поскорее уйти, и прощальным жестом, исполненным несогласия, удержал её на расстоянии. Она прошла за ним в прихожую, где он мрачно снял с вешалки свою шляпу и даже не позволил проводить себя и помочь надеть пальто.
Никому ещё не удавалось успешно вести предвыборную кампанию и одновременно добиваться от любимой девушки взаимности. Может быть, именно эта мысль заставила Шериффа с благосклонностью относиться к ухаживаниям Ника за его дочерью. Тарвин всегда проявлял интерес к Кейт, но никогда раньше он не проводил с ней столько времени, никогда не был так настойчив и последователен. Шерифф ездил по округу, встречаясь с избирателями, редко бывал дома, но, появляясь время от времени в Топазе, улыбался со свойственной ему флегматичностью, видя, чем занят его соперник. Однако, предвкушая лёгкую победу над ним на большом избирательном митинге в Кэнон-Сити, где должны были произойти публичные дебаты кандидатов, он, вероятно, слишком понадеялся на то, что молодому человеку было в последнее время не до политики. Честолюбие Тарвина, воспитанное привычкой к успеху, было подогрето сознанием того, что он не вполне честен по отношению к своей партии, и это вызывало в нем раздражение. А мрачные предсказания и намёки Кейт раззадорили и разозлили его ещё больше – что и говорить, Кейт подлила масла в огонь.
Митинг в Кэнон-Сити назначили на вечер следующего, после описанного разговора, дня.
Поднимаясь на грузовую платформу (это была своеобразная трибуна, которую установили там, где