– Кем я туда поеду?
– Трудинспектором, это проще всего. Прошерстишь всё, что захочешь проверить по персоналу. А бухгалтерией займётся Афрани.
Почувствовав движение за спиной, я обернулся.
– Добрый день.
Её голос звучал немного в нос, как будто сконфуженно. Деловой костюм плохо гармонировал со смуглотой кожи и чёрными волосами, забранными в накрученный на голову синий платок.
– Доброй ночи.
– Познакомьтесь, – сказал Бессер. – Мой друг Эрих болезненно педантичен. Рациональный подход ко всему. К сожалению, он не выспался. Зато завтра вы поедете в мягком вагоне. В отдельном, между прочим, купе.
Я наступил ему на ногу.
Есть люди, вызывающие антипатию с первого взгляда. Афрани мне не понравилась.
А я не понравился ей.
Возможно, виной тому была обстановка. Затхлый и вместе с тем аскетически-сухой аромат буквально вопиял о деле, заваленные бумагой столы, пыльные занавески на окнах навевали мысли о морге. «Будь осторожен», – предупреждал Йен. Непременно. Я уже почти настроился на предстоящий мне труд лицедейства.
И получите – синий платок!
Вместе мы вышли в коридор. Бессер извинился и почти побежал к кабинету, из которого раздавался надоедливый зуммер. Афрани посмотрела на меня. Я обратил внимание на приплюснутое переносье и пару волосков на нём – должно быть, она выщипывала брови.
– Мы выезжаем рано?
– В семь тридцать, – сказал я. – Не берите много вещей. А вы что, правда бухгалтер?
– Я окончила «Юнигельд», – тихо, но чётко произнесла она. – И у меня есть разрешение на работу.
– Поздравляю. Впрочем, я всё равно не из «Арбайтсамт». Я даже не знаю, как выглядят мигрантские карточки.
Возможно, меня раздражала перспектива ночной работы. Очень возможно. Остаток ночи я планировал провести совсем не так. Завалиться спать или в местный кабак с синтетическим шнапсом, принять душ или джакузи, посетить клубный театр или сцепиться с «Ультрас»… Любая из этих перспектив сияла красками перед затхлостью местной библиотеки.
Она продолжала меня разглядывать. Женщинам я не нравлюсь, но тут был какой-то особый случай. Наверное, крашеная борода помогла бы выправить положение. Я не мог отделаться от мысли, что Бессер надо мной подшутил – с него бы сталось, и дал слово отомстить, как только подвернётся удачный шанс.
– Я соберу вещи. Мы встретимся на вокзале?
– Если не пригласите на чашку кофе.
Она не пригласила. И пять часов кряду я провёл в холодном, похожем на морг музейном зале, потягивая кислый «Ротвайн», отдающий дубовой бочкой. Я потратил их, подводя итог человеческой старости – изучая подшивки старых газет, карты и микрофильмы, разбирая завалы финансовых документов, кромсая табличные файлы, листая календари и отчёты в компании человека, который однажды убил меня.
Глава 2. Неучтённый маршрут
Езда по узкоколейке напоминает игру в «пересыпь горошек». Тряска такая мелкая, что буквы образуют нечитаемый людоедский код, сообщающий больше смысла, чем закладывал репортёр. «Германа Хеллига нашли в мусорном баке…» Проклятая газетёнка! Но ведь кому-то понадобилось исказить факты настолько, чтобы скромный министерский чиновник – образец долга – предстал этаким демоном-выпивохой, не чурающимся даже и взятки.
Я отложил «Вечернее обозрение».
Солнце падало косо, освещая деревья ярким острым лучом. Создавалось впечатление, что мы едем под гору – в один из нескончаемых мёртвых тоннелей, оставшихся с последней войны.
– Мы уже подъезжаем? – спросила Афрани.
Она сняла с головы платок, заменив его полосатой банданой. Вельветовый пиджачок и юбка не слишком подходили бухгалтеру, но я промолчал. Вытащил вещи и двинулся к выходу, слыша за спиной цокот её каблучков.
Поезд остановился, и мы сошли. Было десять часов утра.
Белые бетонные блоки сообщали пейзажу что-то классическое. Брошюра обещала «райский отдых путникам, уставшим от жизненной тряски» – такое словосочетание вполне подходило и к нам. «Эдем» представлял собой частный пансионат, но с одной существенной оговоркой – он входил в госпрограмму от пенсионного фонда. Опытные крысы могли быть довольны: золотой ручеёк, выделяемый частным пансионатам, ещё не забился и не иссяк.
– Вы давно знакомы с Карлом Бессером?
– Очень, – сказал я, выглядывая машину.
За нами никого не прислали. Хороший знак, хотя это означало, что нам придётся топать пешком. Моя сумка весила мало, зато чемодан попутчицы был набит железными гирями. Кажется, она по рассеянности упаковала утюг.
– Ещё с войны?
Она мне не нравилась, но тут уж ничего не поделаешь. Такие вопросы лучше решать заблаговременно. Потом может стать слишком поздно.
– Он меня подстрелил.
– Простите?
– Я был во фрайкоре Гузена. Пуля задела артерию, Карл успел тампонировать. Он как раз проходил курс первой помощи и навещал меня в госпитале в Бергене. Можно сказать, взял меня на поруки. С его подачи я отсидел только месяц и сразу попал в люстрацию2, получил ограниченный гражданский статус. Позже он помог мне устроиться на работу.
– Но почему?
Я и сам задавал себе этот вопрос.
– Не знаю. Может, это был его первый выстрел.
– А ваш?
– Что?
– Каким был ваш первый выстрел?
– Не помню, – сказал я. – Это было очень давно.
Прямо от станции начиналась грунтовая дорога – очень широкая, обсаженная с двух сторон липами и кустами сирени. Конечно же, я не ожидал встретить здесь автобан. Свежеокрашенный указатель задавал направление, и вдалеке имелся ещё один – броский плакат с какой-то завлекательной надписью.
Солнце припекало уже не слабо. Втянув воздух, я ощутил что-то ещё, кроме слабого аромата цветения, хвои, железнодорожных шпал и гудрона. Справа за зубчатым краем леса блестела штанга радиовышки.
Афрани настороженно огляделась, принюхалась:
– Мне кажется, я чую коровник.
– Вряд ли. Мясо и молоко привозят из распределителя. Хотя…
Любые факты следует проверять. Дорога выглядела безопасной, по ней, очевидно, много ездили, но и хорошо убирали. Мусор на обочине в последнее время стал нашей визитной карточкой. Все эти крекеры и жестянки, огрызки пластика, питьевые бутылки, банановая кожура, обезьяний помёт… Прощай, самая чистоплотная в мире нация. Привет, толерантность!
Пройдя около ста метров, я резко свернул с дороги и зашагал прямо по ломкой траве. За спиной раздался протестующий крик. Шелест раздвигаемых веток, и в мой локоть вцепилась рука. Я увидел тёмные глаза, горящие возмущением.
– Что вы такое вытворяете?
– Хочу осмотреться, – лаконично объяснил я.
– Но мои туфли… Я же не могу бродить по лесу в такой обуви!
– Значит, наденьте ботинки.
– Но…
Она выдохнула и замолчала, проглотив возражения.
Любопытно.
Идиллические кудрявые облачка скрылись за краем леса вместе со штангой, когда мы спустились в низину. Гористая местность, так что перебои со связью вполне объяснимы. В самом «Эдеме» я мог найти проводной телефон, связывающий дом престарелых с подстанцией в Хольцдинге. Модемное интернет-сообщение. Интересно, нашли ли они применение радиовышке?
Хеллиг провёл в этом укромном месте три дня, после чего составил стандартный отчёт и выехал, никого не предупредив. Тем самым нарушив традицию или негласный статут, этот неизменный чиновничий ритуал, опустошающий окрестные бары, не говоря уже о борделях. Канцелярские склоки? Я доверял интуиции: Хеллиг не был похож на склочника. Вся история, на мой взгляд, дурно попахивала, и