Вукчич сделал изящное движение рукой:
– Мистер Ниро Вулф. Мистер Гудвин. Мистер Джером Берин. Его дочь, Констанция Берин.
Получив эту информацию, я поклонился и сел на свое место. Мой расчет был точен – трое мужчин могли усесться только на вместительный диван. Кроме него был лишь один стул, стоящий рядом со мной. Она улыбнулась уже только мне одному и уселась на этот стул. Краем глаза я увидел, как болезненно поморщился Вулф, когда Вукчич раскурил сигару, а Берин начал пускать огромные клубы дыма из черной длинной трубки. Как только я узнал, что он всего лишь отец, я начал испытывать симпатию к этому человеку. У него были черные с сединой волосы, аккуратная бородка, почти совсем седая, внимательные глаза, черные и блестящие.
Когда я кончил его разглядывать, он отвечал на вопрос Вулфа:
– Нет, это мое первое посещение Америки. Я уже мог убедиться во многих достоинствах вашей страны. Но езда в этом поезде превосходит все. Он движется так мягко, как парусный корабль во время штиля. Изумительно.
Вулф содрогнулся. Он отнюдь этого не находил. Я же был доволен началом разговора. Слова о первом посещении Америки давали мне зацепку. Я наклонился к ней и мечтательно пробормотал:
– Вы говорите по-английски?
– Конечно, довольно хорошо. Мы ведь три года жили в Лондоне.
– О'кей!
Я откинулся на спинку стула, чтобы иметь перед глазами все купе, и поздравил себя с тем, что не выкинул никакой глупости там же, на платформе. Ведь в противном случае мне сейчас оставалось бы только скрежетать зубами.
Ее отец в это время говорил:
– Как я понял от Вукчича, вы являетесь гостем Сервана. Я очень рад, что смог познакомиться с вами – ведь это первый раз, когда американцы оказали нам честь подобным приглашением. Вукчич сказал мне, что вы сыщик. Это действительно так?
Он с любопытством оглядел гигантскую фигуру Вулфа.
Тот кивнул:
– Правда, это не совсем точно. Я не полицейский, а частный детектив. И наш метод расследования несколько отличается от других.
– Весьма интересно, но все-таки это очень неприятная работа.
Вулф приподнял на полдюйма плечи, но толчок поезда вернул его в прежнее положение. Он нахмурился, но это относилось не к Берину, а к поезду.
– Насколько я понимаю, он и пригласил меня по поводу одной моей статьи об упадке кулинарии в Америке.
Вулф фыркнул, но Берин не смутился.
– В ней я развивал идею, созревшую, к сожалению, только на основе слухов об однообразии пищи в некоторых областях Новой Англии. Хотя я, конечно, понимаю, что это не относится к мастерам.
Вулф опять фыркнул и поднял палец:
– А приходилось ли вам пробовать черепаху, тушеную в курином бульоне с хересом?
– Нет.
– Может быть, вы ели жареную говядину, вымоченную в пике, когда ее куски двухдюймовой толщины испускают под ножом красный сок? Она приправляется американской петрушкой и тонкими ломтиками лимона и подается с картофельным пюре, которое тает на языке, и с тонкими ломтиками свежих, слегка поджаренных грибов?
– Нет.
– Или знаменитый ново-орлеанский рубец? Или окорок по-миссурийски, вымоченный в уксусе? Или цыпленка маренго? Или цыпленка в яичном соусе с изюмом, луком, миндалем и, конечно, с хересом? Но довольно перечислять. Я вижу, что все это вам незнакомо. Или еще теннесийского опоссума?
Вулф опустил палец.
– Общепризнанно, что вершины гастрономии находятся во Франции. Я пробовал их пищу в юности, когда был легче на подъем, и могу сказать, что она не может претендовать на абсолютность. Она хороша именно во Франции. Возьмите хотя бы филадельфийских омаров, если их только по глупости не переварить.
Я подумал, что в результате этой тирады Берин обидится, но с облегчением увидел, что этого не произошло. Можно было предоставить их самим себе. Я опять наклонился к Констанции:
– Насколько я понимаю, ваш отец – повар?
На меня глянули фиолетовые глаза под изумленно поднятыми бровями.
– Вы разве не знаете? Он шеф-повар фешенебельного ресторана в Сан-Ремо.
Я кивнул.
– Да. Я видел список пятнадцати. Он был опубликован вчера в «Таймсе». А вы сами любите готовить?
– Ненавижу. Единственное, что я могу сделать – это неплохой кофе.
Вдруг она смутилась и добавила:
– Я не расслышала ваше имя, когда Вукчич представлял вас. Вы ведь, по-моему, тоже детектив?
– Меня зовут Арчи Гудвин. Арчибальд, может быть, звучит лучше, но, несмотря на это, мое имя не Арчибальд. Кстати, я никогда не слышал, чтобы француженка могла правильно произнести Арчи. Может быть, вы попытаетесь.
– А я и не француженка. – Она нахмурилась. – Я каталонка и вполне уверена, что могу произнести правильно все что угодно. Арчи, Арчи, Арчи. Как?
– Замечательно.
– Итак, значит, вы детектив?
– Конечно.
Я достал бумажник и вынул лицензию, которую только недавно обновил.
– Можете взглянуть. На ней стоит мое имя.
К сожалению, мне пришлось прервать этот увлекательный разговор, поскольку Вулф уже не в первый раз назвал мое имя. Во всяком случае, голос у него был раздраженный.
Вукчич поднялся и пригласил мисс Берин пройти в клубное купе, поскольку Вулф выразил желание провести конфиденциальный разговор с Берином. Когда Констанция поднялась, я сделал то же самое. Поклонившись ей, я проговорил:
– Вы позволите?
Затем обратился к Вулфу:
– Если я понадоблюсь, можете послать за мной проводника в клубное купе. Я хочу закончить с мисс Берин нашу беседу об американских детективах.
– Об американских детективах? – с удивлением посмотрел на меня Вулф. – Ну, я полагаю, обо всем, что ее интересует, с таким же успехом может рассказать и Марко. Нам понадобится – я очень надеюсь на это – ваша записная книжка. Так что садитесь.
Итак, Вукчич ее увел. Я опять уселся на стул, изобразив на своем лице непременное намерение потребовать сверхурочные.
Берин опять закурил свою трубку. Вулф начал говорить вкрадчивым голосом, который я редко слышал от него.
– Я хочу рассказать вам одну историю, которая случилась со мной двадцать лет назад. Смею надеяться, она вас заинтересует.
Берин недоверчиво усмехнулся, а Вулф продолжал:
– Это было перед войной, в Фагине.
Берин вынул изо рта трубку:
– Вот как?!
– Да. Хоть я и был достаточно молод, но прибыл в Испанию с конфиденциальной миссией по поручению австрийского правительства. Мой друг порекомендовал мне остановиться в маленькой гостинице на центральной площади, что я и сделал. Было время обеда, и я спустился вниз. Женщина, обслуживающая посетителей, извинилась за отсутствие большого ассортимента пищи