Рингил шел все дальше по кладбищу, переступая на полусогнутых ногах. Над головой разошлись тучи, и кириатский клинок блеснул в неожиданно пролившемся свете Ленты. Вопль не повторился, но теперь он мог различить более тихие и тайные звуки, свидетельствовавшие, как он понял без особого восторга, что кто-то роет землю.
«Быть тебе великим героем».
Ну да, еще бы…
Он нашел мать Башки, которая, как ему сперва показалось, рылась в грязи у основания свежего надгробия. Саван покойницы был порван и испачкан, обнажая гнилую плоть, которую он унюхал на расстоянии в дюжину шагов по ветру, невзирая на холод. Отросшие после смерти ногти издавали неприятный скрежет, когда она пыталась открыть частично раскопанный гроб.
Рингил поморщился.
При жизни эта женщина его не любила. Будучи храмовым служителем и священником, ее сын должен был презирать Рингила, никчемного дегенерата и растлителя молодежи. Вместо этого, как школьный учитель и достаточно образованный человек, Башка оказался слишком просвещенным, чтобы это принесло ему благо. Добродушное отношение к Рингилу и философские дебаты, которые они иной раз вели в таверне до глубокой ночи, обеспечили ему резкие выговоры от заезжих старших священников. Хуже того, нехватка порицающего рвения создала Башке в религиозной иерархии репутацию, которая гарантировала, что он навеки останется скромным учителем в захолустном городе. Мать, естественно, обвиняла дегенерата Рингила и его тлетворное влияние в том, что сын не получает повышения; он не был желанным гостем в доме школьного учителя, пока она не испустила дух. Это случилось внезапно, в прошлом месяце, после быстрой и неумолимой лихорадки, насланной, видимо, по ошибке, каким-то чрезмерно занятым богом, упустившим из виду ее безграничную добродетель в вопросах религии.
Стараясь не дышать через нос, Рингил постучал Другом Воронов плашмя о ближайшее надгробие, чтобы привлечь внимание покойницы. Сперва она не услышала производимого им шума, но потом труп извернулся, и Рингил обнаружил, что смотрит в лицо, чьи глаза давно сожрали маленькие твари, которые обычно занимаются такими вещами. Челюсть отвисла, большая часть носа исчезла, а плоть на щеках покрылась пятнами и дырами. Просто удивительно, что Башка ее узнал.
– А ну, вылезай, – сказал Рингил, поднимая меч.
Оно послушалось.
Оно вылезло через грудную клетку покойницы с треском и хлопаньем: трупоклещ в целый ярд длиной, не считая усиков-придатков, управляющих конечностями мертвого тела. Он был серого оттенка и во многом напоминал гладкокожего опарыша. Тупая морда существа оканчивалась чавкающими челюстями, покрытыми роговыми гребнями, которые могли дробить кости; Рингил знал, что хвост выглядит примерно так же. Трупоклещи выделяли отходы через поры кожи по всему телу, и эта субстанция, как и их слюна, была смертельно разъедающей.
Никто не знал, откуда они появились. Предания гласили, что прожорливые твари сперва были сгустками ведьминых соплей, отхаркнутых и оживленных злыми хозяйками по причинам, о которых большинство историй высказывались весьма расплывчато. Официальная религия настаивала на том, что они обычные слизняки или личинки, одержимые душами злых мертвецов, либо демонические гости из какого-то кладбищенского ада, где гнили духовно недостойные, пребывая в своих могилах в полном сознании. У Арчет была чуть более здравая теория, согласно которой трупоклещи являлись мутантами, явившимися на свет несколько веков назад в результате кириатских экспериментов с низшими формами жизни – существами, предназначенными для более эффективного уничтожения мертвых, чем обычные падальщики.
Какой бы ни была правда, никто точно не знал об уровне интеллекта трупоклещей. Однако на протяжении своей эволюции, естественной или нет, они научились использовать трупы, которыми питались, для уймы разных целей. Тело становилось укрытием или вместилищем для яиц; если оно не сильно разложилось, могло стать средством быстрого передвижения или маскировки, а еще, в случае людей или волков, инструментом для рытья. Именно использование человеческих трупов вызывало череду сообщений о зомби на Северо-Западе во время суровых зим.
Рингил изредка задавался вопросом, могли ли трупоклещи манипулировать останками в качестве игры. Это была полностью его жуткая идея, родившаяся после того, как он впервые прочел об этих существах в рассказах тех, кто побывал в Кириатских пустошах. В конце концов, как рассудительно заявил он библиотекарю своего отца, собственные выделения трупоклеща могли разъесть деревянный гроб почти так же быстро, как его открыли бы разлагающиеся руки трупа – так зачем им утруждаться? По мнению библиотекаря, а позже и отца, Рингил был юношей с очень больным воображением, которому надлежало сосредоточиться на более естественных занятиях, к коим пристрастились его старшие братья – верховой езде, охоте и постельных развлечениях с местными девчонками. Его мать, которая, несомненно, кое-что подозревала, предпочла промолчать.
Одна-две предыдущие встречи с этими существами также подсказывали Рингилу, что они бывают очень…
Высвободив тело из клетки ребер, трупоклещ сиганул прямиком на него.
…проворными!
Он довольно неуклюже рубанул вбок и успешно отбил тварь влево. Она ударилась о надгробие и упала на землю, корчась, рассеченная ударом почти надвое. Рингил снова опустил меч и закончил работу, с отвращением поджав губы. Две половинки разрубленного существа некоторое время извивались и дрожали, потом затихли. Демоны и злые духи, похоже, не могли справиться с такими повреждениями.
Рингил, однако, знал, что трупоклещи перемещаются группами. Когда изогнутый слизистый усик коснулся щеки, он уже поворачивался к новому врагу. Там, где на щеку попали капли выделений, кожа горела. Нет времени вытираться. Он заметил существо, свернувшееся на вершине ихельтетской гробницы, и, не раздумывая, проткнул. Усики отпрянули, и тварь с сердитым стрекотом издохла. Тут же раздался стук по другую сторону гробницы, и Рингил заметил движение. Он обошел вокруг обработанной каменной плиты и увидел двух клещей поменьше, которые вылезали из остатков сгнившего гроба и его столь же сильно разложившегося содержимого. Один удар сверху вниз фатальным образом рассек обоих пополам, и из ран хлынули телесные жидкости, словно белесое масло. Он повторил, на всякий случай.
Пятый клещ приземлился ему на спину.
Рингил поступил бездумно. Уже потом догадался, что им двигало чистое