Лал Ньянар, получивший пост капитана «Гибели дракона» главным образом за счет значительных вложений Шаба Ньянара в экспедицию, отправлялся вместе с Рингилом даже в разведку, по всей видимости полагая, что он таким образом представляет интересы своего отсутствующего отца. На самом деле, он не раздражал Гила; Ньянар был никудышным морским капитаном – пост синекура, обеспеченный родней в Ихельтете, был, скорее, формальным или подразумевал речные суда, – но он, по крайней мере, умел выполнять приказы. Сойдя с борта корабля, он подчинялся командирам экспедиции и не лез на рожон.
А вот с остальными все обстояло совсем иначе.
Из других инвесторов экспедиции, которые сами отправились на север, Кларн Шенданак держался ближе к делу, поскольку совершенно не доверял имперцам, включая Арчет Индаманинармал, черную как уголь полукровку, имперскую загадку – такой он ее видел. Менит Танд следовал его примеру и ошивался поближе к Шенданаку, потому что питал свойственное имперскому аристократу отвращение к бесцеремонным иммигрантским манерам маджака и не желал, чтобы его обыграли. А Илмар Каптал следовал за ними, потому что примерно в равной степени не доверял Шенданаку и Танду. Эта троица не огрызалась друг на друга в открытую, но иметь их за спиной было все равно что возглавлять процессию бродячих котов. Шенданак никуда не шел без почетного караула в восемь душ, состоящего из троюродных братьев-головорезов только что из степей, и это, в свою очередь, означало, что Танд, стремясь выровнять чаши весов, тащил за собой маленький отряд собственных наемников, а Каптал откровенно требовал, чтобы Ракан выделил ему гвардейцев на всякий случай…
Эгар обычно таскался следом за Гилом, просто чтобы не пропустить какую-нибудь заварушку.
Однажды серым утром, направляясь к могиле с талисманами, в которой, как оказалось, не было ничего, кроме скелета весьма уродливой овцы, Рингил остановился и оглянулся с вершины невысокого холма, щурясь от дождя. Вся потрепанная свита растянулась по тропе позади него, словно компания уцелевших после кораблекрушения. Он с досадой признался, что не видел такого бардака с той поры, как одиннадцать лет назад возглавлял отступление экспедиционного корпуса к Виселичному Пролому.
«Чуток сурово – таково было взвешенное мнение Эгара. – Я имею в виду экспедиционный корпус. Армия, как ни крути. Можешь себе представить, как ведешь эту банду в бой и на прорыв? Повезет, если они не вцепятся друг другу в глотки еще до полудня».
«Заткнись, – устало сказал ему Рингил. – Просто… заткнись».
Они шли. Они копали. Ничего не находили и возвращались, и почти все время шел дождь.
Однако, к явному разочарованию Драконьей Погибели, заварушки так и не случилось.
Вместо этого вереница зевак и надсмотрщиков, следующих по пятам за Гилом, начала медленно улетучиваться перед лицом повторяющихся неудач и ужасной погоды. Каждый нашел для себя занятие поинтереснее. Арчет удалилась в мрачное затворничество на борту «Дочери орлана», и время от времени по всей гавани слышали доносящиеся оттуда оскорбления на великом кирском языке, адресованные Анашаралу. Ньянар вернулся в свою каюту на борту «Гибели дракона», занялся бесконечным ремонтом мелких повреждений корабля, о чем с чувством собственной важности писал в судовом журнале. Что касается происходящего на берегу, то Илмар Каптал поселился в гостинице в переулке Полета Чайки и попросил у Ракана нескольких гвардейцев, чтобы те стерегли его двери. Шенданак и Танд шествовали по улицам Орнли, окруженные своими охранниками, бросая злобные взгляды на местных жителей и друг на друга, когда их пути пересекались. Отчаянно желая пригасить пламя, Хальд и Ракан обычно оставались в городе с большей частью своих подчиненных, выдумывали им множество занятий, устраивали изнурительные тренировки – делали все возможное, чтобы избавиться от закипающего ощущения скуки и разочарования.
Эгар свел знакомство с местными шлюхами.
А Махмаль Шанта сидел в своей каюте на борту флагманского корабля «Гордость Ихельтета», отчаянно кашлял, сплевывал мокроту, пил горячие травяные настойки и корпел над картами, делая вид, что не планирует их возвращение домой с пустыми руками.
Поиски продолжались, и Рингил с морпехами, которыми время от времени командовал сам Хальд, снова и снова отправлялись копать. Таков был негласный уговор: Гил всегда оставался на передовой. Он владел заклинаниями и клинком из чужеродной стали; если бы Иллракский Подменыш выскочил из очередной могилы в воинственном настроении, только Рингил Эскиат мог с ним справиться. Когда наиболее многообещающие обрывки легенд и слухов о местах вблизи от города закончились, Ньянару и «Гибели дракона» поручили возить их к тем местам, где на побережье находились – предположительно – интересующие экспедицию могилы. В общем, они теперь постоянно мотались туда-сюда на корабле.
Подкрадывалось ощущение, что они хватаются за соломинку. Просто повторяют бессмысленную последовательность действий. Терпение никогда не было сильной стороной Гила, а теперь от него и вовсе ничего не осталось. Нестерпимое желание кого-нибудь прикончить преследовало его днем и ночью. Чего бы он только не отдал за то, чтобы из сырой земли и травы прямо перед ним, прямо сейчас вынырнул Подменыш с мечом в руке и горящими немертвыми глазами.
Он бы скосил ублюдка как ячмень.
Овечья тропа неторопливо петляла по склону холма, и череда узких поворотов постепенно приближала их к долине. Кое-где из вереска торчали руины разрушенных маленьких ферм: дымоходы и обвалившиеся каменные стены напоминали останки лодок, утонувших на мелководье. Грязные овцы паслись на склоне, держась в отдалении, терпеливо жуя и наблюдая, как отряд идет мимо. Одна или две из тех, что были ближе, неуклюже поспешили убраться в сторону от тропы, как будто их заранее предупредили о настроении Гила.
«Я выкину гребаного Кормчего за борт, когда мы вернемся. Утоплю его в проливе Орнли без троса и пусть гниет на дне.
Если Арчет меня не опередит.
Я его…»
Он резко остановился, из-за бурлящего внутри гнева с опозданием сообразив, что дорогу преграждает какое-то существо. Отпрянул на пару дюймов.
Позади смолкла болтовня морпехов.
На тропе стоял баран. Большой, почти вдвое больше овец, которых они видели раньше, и старый, с рогами толстыми, как кулаки, изогнутыми дважды и с торчащими книзу острыми концами. Шерсть у него была грязная, желтовато-белая, свалявшаяся на широкой, словно у мула, спине. Он был сильно выше талии Рингила и таращился на него глазами, чьи зрачки выглядели щелями, ведущими в пустоту. Он вздернул челюсть, глядя на человека, и как будто улыбался, думая о чем-то забавном.
Рингил резко шагнул вперед. Вскинул руки, развел ими в стороны и внезапно подумал, что выглядит совсем как одна из тех ведьм-шарлатанок, что несут белиберду про магию на рынке Стров.
Баран остался на месте.
– Я не в настроении с тобой цацкаться, – рявкнул Гил. – А ну вали отсюда.
Тишина. Пара нервных смешков со стороны морпехов.
На миг все словно застыло, а потом баран сделал