К ним приблизился второй кирасир, на чьей лошади он прибыл сюда.
– Веселый мальчуган, – заметил кирасир. – Он точно здесь живет?
– Где ж ему еще жить? Во всей округе других домов нет.
Первый рейтар перевел взгляд на мальчика, который уже снова встал на ноги и с надеждой смотрел на мужчин, задрав голову. Широкая улыбка все еще освещала его лицо.
– Да он же идиот, я их на раз отличаю, – заявил второй всадник.
– Крестьянский ублюдок.
– А есть разница?
Оба рейтара рассмеялись. Мальчик услышал, как в дверях, оставленных открытыми, загрохотали сапоги. Он ждал, что вот-вот хозяин и его семья выйдут во двор, однако этого не случилось. Не было видно даже слуг, которые обычно, прихватив косы и цепи, держались на заднем плане, исполненные надежды, что кто-то спровоцирует ссору. Он подумал о Леопольде, который лежал со сломанной ногой в конюшне, но тут кое-что отвлекло его внимание: один из спешившихся кирасиров потянулся к шлему, рванул кожаные ленты, свисавшие с его закованного в железо тела, и, извиваясь, освободился от брони. Он оказался обычным мужчиной в пропитанной потом рубашке, с лохматой бородой и спутанными волосами. Мальчик смотрел на него не столько разочарованно, сколько удивленно, не веря, что с железным всадником могла произойти такая перемена. Тощий мужчина встряхнулся, наклонился к шпаге, лезвие которой он вонзил в землю, высвободил оружие и, сделав длинный шаг к ближайшей овце, проткнул ее клинком.
Блеяние овцы захлебнулось кашлем. Передние ноги подогнулись, но она попыталась встать. Другие овцы разбежались. Мужчина со шпагой вытащил лезвие и снова нанес удар. Овца вздрогнула и завалилась набок, ее ноги судорожно задергались.
– Ты что, даже тупую скотину одним ударом зарубить не можешь?! – воскликнул один из кирасиров. – Как на поле боя!
– Поцелуй меня… – ответил мужчина со шпагой и принялся искать взглядом свои пожитки.
– Никаких пистолетов, – приказал всадник, который привез мальчика. – Побереги порох, он пригодится нам завтра.
– Так дело не пойдет, – услышал мальчик свой собственный голос. Все рейтары удивленно уставились на него. Овца упала на землю и захрипела. – Ей нужно перерезать глотку, – добавил он.
– Ты смотри-ка, умелец нашелся. Ну, давай, покажи, как это делается, засранец.
Мальчик подбежал к лежащей на земле овце, наклонился к ней и обеими руками схватил за голову. Затем оттянул ее назад и обнажил горло. Выжидающе посмотрел на мужчину со шпагой. Тот нанес удар. Тело овцы напряглось, она задрожала. Из раны толчками полилась кровь и стала с хлюпаньем растекаться по земле. Мужчина снова поднял шпагу, но на этот раз ее конец был направлен на мальчика.
– Оставь мальчишку в покое, идиот, – выругался предводитель рейтаров. Охая, он слез с коня, потянулся и ткнул пальцем на курятники и овец. – Тащите сюда милых птичек вместе с яйцами и зарежьте столько овец, сколько можно увезти. Если отыщете коз, не убивайте их. Мы возьмем их с собой: молоко нам может пригодиться. Эту нужно выпотрошить и приготовить: сегодня вечером мы задним числом отпразднуем Пасху! – Он подмигнул мальчику и кивнул ему. – Иди за мной.
Мальчик проследовал за ним в дом. В помещении находилось несколько всадников, а шум наверху подсказал ему, что по спальням бродят другие люди. Он удивился, что членов семьи нигде не видно. Это совершенно не похоже на хозяина – оставлять подворье без охраны, тем более когда в него вваливаются иностранцы. Рейтары забирали себе платки, одеяла и одежду, хватали без разбора кухонный инвентарь и инструменты и складывали в мешки. С верхнего этажа до их слуха донесся треск бьющихся глиняных плошек, а затем вниз полетели целые тучи перьев: кирасиры взрезали перины и подушки и высыпали их содержимое в походные сумки. Один из незваных гостей посмотрел на горящую пасхальную свечу под образами, словно она разбудила в нем давнее воспоминание и он не знал, покориться ему или отмахнуться. Затем он ладонью потушил огонек и сунул дорогую восковую свечу в мешок. В бороде у него застряли раздавленный желток и кусочки красной скорлупы. В коптильне раздались громкие ликующие крики – кирасиры обнаружили шпик и колбасы, оставшиеся после празднования Пасхи несколько дней назад.
– Кто здесь живет? – спросил мальчика предводитель рейтаров.
– Хозяин и его люди, – ответил тот.
– Он твой отец?
Мальчик вспомнил, что хозяин обычно обращался с ним значительно грубее, чем с сыновьями и дочерью, однако мягче, чем со слугами или пастухами. Он засомневался.
– Мою мать зовут Кристель, – ответил он. Это, по крайней мере, он знал наверняка.
– Она хозяйка?
– Не-а, – гордо возразил мальчик. Хозяйка обычно сидела в комнате и весь день ломала руки. Его мать, напротив, много работала. – Служанка.
– Ну, так ты ублюдок, – ухмыльнулся всадник. – А куда все остальные подевались-то?
Мальчик пожал плечами. Он смотрел, как мужчины разбивают медную и оловянную посуду и упаковывают обломки. Другие вырывали оконные рамы и бросали их наружу, а за ними – скамьи и кровати. Пахло дымом: кто-то пытался разжечь перед домом огонь.
– Мы храним дрова в амбаре, – заметил он.
Рейтары вели себя очень странно. Если они хотели зажарить овцу, которую зарезали, то им следовало взять колотые дрова, ведь из мебели получится жаркий и мощный костер, и мясо просто сгорит. Ему показалось смешным, что эти люди, умеющие прямо-таки летать на лошадях и заковывать себя в железо, ничего не понимали в растопке.
– Что тебя так насмешило, детеныш?
– Ничего, – ответил мальчик и хихикнул.
– Вахмистр! – крикнул кто-то снаружи. – Вахмистр, мы кое-что нашли.
Предводитель рейтаров схватил мальчика за руку и потащил за собой.
Леопольд, слуга, лежал на земле, окруженный тремя кирасирами; он стонал, тяжело дышал и держался за ногу. Из носа у него шла кровь. Один из рейтаров небрежно наступил на сломанную ногу Леопольда, и бедняга закричал.
– Этот хорек здесь один?
– Нет, здесь прячется целая куча черни. – Рейтар кивнул головой в сторону амбара. Оттуда доносился приглушенный шум, как если бы кто-то пытался кричать.
Вахмистр наклонился к Леопольду. Глаза у того расширились, когда он заметил мальчика.
– Где все? – спросил вахмистр.
– Я ничего не скажу, – прошептал Леопольд. – Чертово отродье.
Вахмистр снова наступил бедолаге на раненую ногу, и тот заорал от боли.
– Как, нравится? – усмехнулся вахмистр.
– Отпустите мальчишку, он ничего вам не сделал.
– Ты тоже ничего нам не сделал, и что – думаешь, мы тебя отпустим?
– Господи, я всего лишь слуга! – простонал Леопольд.
– Дайте ему попить, – приказал вахмистр.
Леопольд кричал и извивался, но они связали его по рукам и ногам. Один рейтар достал из седельной сумки нечто, похожее на две дощечки размером с ладонь, прикрепленные к тискам. Они схватили Леопольда за нижнюю челюсть и заставили открыть рот, после чего сунули в него деревяшки и стали крутить тиски. Леопольд охал и пытался что-то сказать. Дощечки разжались. Это были распорки, подобные тем, которые вставляли в пасть овцам, если нужно было