2 страница из 138
Тема
плавании в полярные страны венецианцев, братьев Дзено (гл. 153), оказавших сильное влияние на английских полярных мореплавателей конца XVI в., особенно на Мартина Фробишера.

В отличие от предшествующего периода в XIII в. среди авторов, писавших на арабском языке, как отмечалось выше, кроме Юсуфа Димашки, не было крупных исследователей неведомых земель, а в XIV в. был только один марокканец — Абу Абдаллах Мухаммед Ибн-Баттута. И Хенниг широко пользуется книгой Ибн-Баттуты, «без ссылок на которого не обходится ни одна работа о Золотой Орде или Средней Азии».[3] Книга Ибн-Баттуты до настоящего времени не издана на русском языке, но многие русские и советские авторы приводят из нее обширные извлечения, главным образом такие, которые имеют отношение к истории нашей родины.

Чувствительным пробелом при описании путешествий по Азии в «монгольский период» следует признать то, что Хенниг совсем не использовал два персидских источника XIII—XIV вв., имеющих очень важное значение для исторической географии этого периода, а именно книг Джувайни и Рашид-ад-дина. О Джувайни он вообще нигде не говорит, а о Рашид-ад-дине упоминает лишь вскользь (гл. 137). Между тем Ала-ад-дин Джувайни (1226—1283), до того как написал свою «Историю завоевателя мира» (1260 г.), дважды ездил из Ирана в монгольскую столицу Каракорум и собрал во время своих путешествий большой географический и этнографический материал, который и использовал в своем историческом труде, доведенном до 1257 г. Что касается его младшего современника Рашид-ад-дина (1247—1318), автора знаменитого труда по истории Монгольской империи — «Сборника летописей», то этот персидский историк не был путешественником. Однако, кроме письменных источников (в частности, труда Джувайни), Рашид-ад-дин так широко и умело использовал устные рассказы монгольских и китайских путешественников, приезжавших к персидскому двору, что его книга рассматривается как важнейший, исключительно ценный первоисточник по истории не только Ирана и сопредельных стран, но и всей Центральной Азии. «Исключительно важны сведения Рашид-ад-дина об общественном строе [9] монгольских племен, их быте (описание юрты, одежды, пищи, ряда обычаев), их верованиях, о политической истории отдельных племен».[4] В этом отношении самую большую помощь Рашид-ад-дину оказал прибывший в Иран из Китая в 1286 г. представитель великого хана Хубилая — эмир Пулад Чжэн-сян: «Он же [Пулад] во всей населенной части мира не имеет равных себе… в знании происхождения тюркских племен и их истории, особенно [истории] монголов».[5]

* * *

Какие же основные историко-географические проблемы рассматриваются в третьем томе «Неведомых земель»? Главное внимание автор уделяет здесь ознакомлению средневекового Запада с Востоком, связанному с монгольскими завоеваниями XIII в. в Азии и Восточной Европе и с ростом сухопутной торговли предметами роскоши. Это ознакомление облегчалось превосходной для того времени системой путей сообщения и организацией связи между различными монгольскими владениями, даже самыми отдаленными. Поэтому Хенниг считает возможным (см. введение) назвать полуторавековый период — с начала XIII в. до середины XIV в. — в основном «монгольским периодом» исследования Земли.

Описаниям путешествий западноевропейцев в Центральную Азию и Китай в «монгольский период» в третьем томе отводится восемь глав (гл. 119, 120, 121, 126, 131, 137, 140 и 142). С монгольской тематикой связано также обширное введение Хеннига к гл. 119-121, посвященное вопросу о возрождении надежд на «царя-священника Иоанна» в первой половине XIII в.[6]

Из позднейших путешествий западноевропейцев на Восток, относящихся к началу XV в., в третий том включены кастильское посольство Клавихо в Самарканд (гл. 155) и скитания Шильтбергера (гл. 154).[7]

Как в своем введении, так и в комментариях к путешествиям по Монгольской империи автор дает преувеличенно высокую оценку основателю монгольского раннефеодального государства Чингис-хану, называя его «величайшим гением», несмотря на то что он «растоптал цветущие культуры и уничтожил миллионы [10] человеческих жизней». Разумеется, Чингис-хан был одним из самых выдающихся военных организаторов и полководцев, каких знает мировая история. Но созданная им империя была эфемерна и фактически распалась уже в середине XIII в. Грабительские походы Чингис-хана и Чингисидов принесли тяжкие бедствия не только другим народам Азии и Восточной Европы, но и самому монгольскому народу. Они закрепили господство нойонов (монгольской знати) над массами аратов (рядовых кочевников-скотоводов) и привели к экономическому упадку страны.

Нельзя также согласиться с характеристикой Хубилая (гл. 126), последнего великого хана монголов и первого китайского императора Чингисида, основавшего в 1280 г. монгольскую династию Юань, которая правила в Китае до 1368 г. Автор ссылается на двух «современных китаеведов», утверждающих, что Хубилай был «одним из величайших правителей, сидевших на китайском троне», и, «несомненно… величайшим правителем, каких знает история». Но столь же «несомненно», что эти буржуазные «ученые» смотрят на монгольского завоевателя Китая XIII в. глазами его младшего современника и приближенного, венецианца Марко Поло. «Неизменно благосклонное» отношение Хубилая к своим наперсникам, как правило, чуждым китайскому народу, буржуазные историки переносят на весь китайский народ. А между тем монгольское иго в Китае вряд ли было многим легче, чем монголо-татарское иго на Руси. И там и здесь тысячи людей обращались в рабство, народные массы были обременены тяжелыми податями, дорожными и иными повинностями и поборами в пользу монгольских правителей. И там и здесь многие селения отдавались «на кормление» завоевателям, а в городах размещались крупные военные гарнизоны, которые содержались за счет местных жителей.

Вторая важная историко-географическая проблема, которая, в отличие от «монгольской темы» в оригинальной и переводной русской литературе, пока очень слабо освещена, — это так называемое доколумбово открытие Америки.

Уделив этой проблеме много места во втором томе, Хенниг развивает ее и в настоящем томе. Он рассматривает действительные и мнимые плавания европейцев к Гренландии и берегам Америки в XIII и XIV вв. (гл. 129, 149 и 153), исследование норманнами северо-западного побережья Гренландии в XIII в. (гл. 124) и их проникновение в глубь Северной Америки, в Приозерную область, в XIV в. (гл. 150).

Однако «загадка Кенсингтонского рунического камня» еще не окончательно разрешена, несмотря на то что подлинность рунических письмен на камне, безусловно, доказана. Не выяснено, для какой цели смешанный шведско-норвежский отряд продвинулся в 1362 г. так далеко в глубь Американского континента. Нельзя [11] еще считать окончательно установленным и местоположение постоянного или временного норманского поселения в «Винланде».[8] И совсем уже неубедительно утверждение, будто пришельцы могли попасть «из Винланда на запад», то есть от берегов залива Мэн в район озера Верхнего, только проделав длинный и тяжелый путь вокруг полуострова Лабрадор, через Гудзонов залив и по рекам его бассейна, а не иным, более доступным путем, хотя бы тем, которым пользовались французы в XVI—XVII вв. (вверх по реке Святого Лаврентия и ее притоку Оттаве).

В последней главе третьего тома