9-й луны 1-го числа, переехав через плавучий мост, мы направились на север. 26-го числа [январь 1223 г.] отправились в путь. 12-й луны 23-го числа был снег и такой холод, что множество волов и лошадей замерзло на дороге. Потом, через три дня, мы [21] переехали на восток Хочан-мулян [Сыр-Дарью] и прибыли в ханскую ставку…
[10 марта 1223 г. Чан Чунь простился с Чингис-ханом и отправился в обратный путь. Он пошел за Или, через Тянь-Шань и дальше по почтовой дороге к восточному склону Монгольского Алтая. В начале июня начался сильный снегопад.]
Следуя на восток, учитель проехал 16-го числа большую гору, на которой лежал снег; было весьма холодно; лошадей переменили у юрты… [Возвращение 7-го числа 1-й луны, то есть в феврале 1224 г.][1]
* * *
Весной ты расстался со мной, а теперь лето и тяжело путешествовать в палящий зной; по дороге давали ли тебе хороших почтовых верховых лошадей? Довольно ли было тебе в пути еды и питья, не мало ли? Власти в Сюаньдэфу хорошо ли принимали тебя? Нашел ли ты [нужных] людей? Вполне ли ты сам здоров? Я здесь постоянно думаю о тебе, божественном и бессмертном. Я не забыл тебя, не забывай и ты меня.[2]
* * *
Подвластные Божественному и Бессмертному монастыри, дома, в которых изо дня в день читают священные книги и взывают к небесам, должны молиться о долголетии царя. За это освобождаются они от всех больших и малых повинностей, оброков и податей.[3]
* * *
Чингис-хан, грозный правитель монголов, этот бич божий, при всей его жестокости все же интересовался науками и искусством и относился к ним с почтением даже в вражеских странах. С 1211 г. он вел в Китае почти непрерывную опустошительную войну, которая закончилась только в 1234 г., [22] после его смерти, полным покорением северной части этого громадного государства.[4] Однако и во враждебной Срединной империи Чингис-хан ценил высокообразованных людей. Из Китая пригласил Чингис-хан своего государственного канцлера, умного и удачливого астролога и предсказателя Елю Чу-цая, неизменно пользовавшегося его глубоким уважением. Из Китая также призвал он в Самарканд другого ученого, мудреца Чан Чуня, когда, состарившись в заботах о будущем своего государства, стал нуждаться в умном человеке, с которым мог бы вести философские беседы.
Чан Чунь [«Вечная весна»] родился в 1148 г. в Сися и провел большую часть своей жизни в Шаньдуне, глубоко почитаемый своими соотечественниками. Он был здесь патриархом и настоятелем даосского монастыря[5] Хаотянь-гуань у Лэйчжоу и еще при жизни считался полусвятым и мудрецом. В мае 1219 г. посланец Чингис-хана Лю Чжун-лу доставил Чан Чуню облеченный в форму просьбы приказ могучего правителя монголов следовать под надежной охраной к нему в лагерь под Самаркандом, куда для захвата этого города стягивались тогда монгольские войска. Получив этот приказ, Чан Чунь отправился сначала в Пекин, затем в Монголию и, наконец, в феврале 1221 г. совершил утомительное путешествие в Самарканд, несмотря на свой 72-летний возраст. Это путешествие, длившееся в общей сложности свыше трех лет и приведшее китайского мудреца почти к границам Индии, прекрасно описал сопровождавший его ученик Ли Чжи-чан. Его труд, носящий название «Сиюцзы», был опубликован еще в 1228 г. в сборнике «Даоцзанцзияо». Первое печатное издание появилось в 1848 г., русский перевод архимандрита Палладия вышел в свет в 1866 г., французский, сделанный Потье, — в 1867 г.,[6] а английский, принадлежащий Бретшнейдеру, — в 1875 г.[7]
Какая же причина побудила Чингис-хана предъявить столь странное требование к 72-летнему китайскому мудрецу, требование, которое вынудило того предпринять трехлетнее утомительное путешествие и проехать свыше 12 тыс. км, чаще всего верхом на лошади? Это объясняется, конечно, не столько потребностью Чингис-хана в поучительных беседах на философские и моральные темы, сколько его желанием узнать от Чан Чуня, которому молва приписывала 200-летний возраст, какими средствами можно продлить свою жизнь. Как это ни странно, Чингис-хан, беспечно приносивший в жертву своему властолюбию миллионы человеческих жизней, сам стремился дожить до глубокой старости. Ему в то время, вероятно, было уже около 64 лет, но он охотно ознакомился бы с даосской тайной продления жизни. Вот что пишет [23] по этому поводу Хениш: «Причиной приглашения Чан Чуня можно считать просто желание приобрести средство для продления жизни. Действительно, искусство сохранения здоровья при помощи дыхательной гимнастики и тому подобных средств — это один из видов даосской тренировки. Может вызвать удивление то обстоятельство, что Чингис-хан, этот отважный воин, который на поле битвы никогда не избегал опасности, стремился к продлению жизни. Но такие противоречия свойственны многим людям».[8]
Причину же, побудившую престарелого философа Чан Чуня предпринять утомительное многолетнее странствие и проделать путь протяженностью более 10 тыс. км, Хениш разъясняет так:
«Патриарх взял на себя тяжкий труд длительного путешествия в надежде возвысить в глазах властелина дао своей секты».[9]
Правда, маршрут путешествия мудрого китайского старца повсюду проходил по местностям, известным уже на протяжении многих столетий; ранее незнакомых земель он не открыл. Но зато совсем необычным был характер его путешествия. Никогда до него никто не делал и не записывал таких реалистических наблюдений над страной и населением, над климатом, растительностью и т.д. В те времена, когда книги о путешествиях обычно изобиловали фантастическими вымыслами, нелепыми слухами и сообщениями о различных чудесах, строгая деловитость китайского путешественника представляла почти исключительное явление. Его труд кажется поразительно современным благодаря отсутствию прикрас, трезвости суждений, объективности и точности наблюдений. Из литературы XIII в. только книги Рубрука (см. гл. 121) и Марко Поло (см. гл. 126) могут претендовать на такое научное значение.
Образцовой следует признать и точную датировку всех важных этапов путешествия. Таким достоинством отличается и книга Рубрука, между тем как труду Марко Поло эта особенность почти не присуща. Вызывают восхищение также естественнонаучные и этнографические наблюдения Чан Чуня. Он рассказывает, например, что в начале июня 1221 г. наблюдал на реке Керулен полное солнечное затмение, при котором были видны звезды, а позднее отмечает в связи с другим случаем, что, как он выяснил, в тот же