Тяжелое поражение, нанесенное мусульманам в Трансоксании, и полученное одновременно обещание помощи со стороны христианского царя, потомка прославленного героя и победителя сарацин, — оба эти события вселили в христианское население Востока и Запада радужные надежды. Померкнувший было образ «царя-священника Иоанна» снова выдвинулся на передний план. Ведь только его государство, как тогда считали, могло нанести такой сокрушительный удар по неверным.
Но если в 1145 г. надежду на «священника Иоанна» породили только события в Трансоксании, то в 1220 г. посольство из Грузии повлияло на эту иллюзию не менее сильно, чем завоевания монголов в Трансоксании. Странно, что имя победителя при Дидгори, Давида, по прошествии 100 лет приписали мнимому потомку «священника Иоанна», от вмешательства которого ожидали новых чудес. Приведенное в начале этой главы письмо французского рыцаря-крестоносца показывает, до какой степени события в Грузии повлияли на вторичное ожидание вмешательства «священника Иоанна». При этом назывались имена давно умершего царя Давида IV и царицы Тамары, которые причудливо связывались с легендарным образом «царя-священника». Тот факт, что имя умершего 97 лет назад царя Давида почему-то было перенесено на жившего тогда царя Георгия IV, вытекает, видимо, из сообщения, будто «царю Давиду» исполнилось 16 лет. Георгию IV в 1220 г. было 26 лет, а Чингис-хану уже под 70, между тем как Давид IV действительно вступил на престол 16-летним юношей. Итак, истории, рассказанные ранее о Давиде, очевидно, были ошибочно перенесены на события 1220 г.
В письме епископа Жака де Витри, хотя в нем прежде всего отчетливо отражены слухи о монгольском нашествии, чувствуется также влияние грузинских источников, поскольку там тоже сообщается о приближении царя Давида. Жак де Витри был епископом в Акке с 1216 по 1228 г.[20] Письмо епископа, которое раньше всегда относили к 1219 г. и которое в первом издании [32] своего труда автор также отнес к этому году, датировано только «octava Paschae», то есть «воскресеньем после пасхи». Однако еще Царнке указывал на то обстоятельство, что удачный штурм Дамиетты 5 ноября 1219 г. представлен в этом письме как уже совершившийся факт и что поэтому оно могло быть написано только в 1221 г.[21] Пасха в 1221 г. приходилась на 11 апреля, следовательно, письмо, составленное «в воскресенье после пасхи», должно быть датировано 18 апреля 1221 г., как вычислил Царнке.[22]
Жак де Витри был твердо убежден в том, что «царь Давид», за которого он принимал Чингис-хана, исповедовал христианство. И только спустя три десятилетия монах Альберих, излагая исторические события, выразил довольно сильное сомнение, в правильности такого утверждения, которое всеми поддерживалось. Весьма характерные заключительные фразы его повествования (см. цитату на стр. 29, 30) позволяют понять, какие воздушные замки строили его единоверцы, предаваясь радужным надеждам.
В своем классическом исследовании, посвященном возникновению и развитию легенды о «священнике Иоанне», Царнке для объяснения надежд, которые питали христиане в 1221 г., привлек только события в монгольском мире и упустил из виду второй грузинский источник этого сказания. Между тем именно обещание помощи царем Георгием должно было произвести особенно сильное впечатление, в частности на воинов, стоявших под Дамиеттой. В первом же абзаце приведенного выше отрывка из «Истории Дамиетты» Оливера нашли яркое отражение как оптимизм сражающихся крестоносцев, так и их представление о дальнейшем развитии событий: с запада должен был выступить против Иерусалима император Фридрих II, обещавший папе возглавить крестовый поход, а с востока одновременно — царь Давид. Так, 1222 г. должен был, по их расчетам, принести освобождение Иерусалиму, снова попавшему в руки неверных в 1187 г.
Четыре источника, приведенные в начале этой главы и сообщающие об ожидании прихода «священника Иоанна» в 1221 г., позволяют установить, как вести из Грузии постепенно все теснее связывались со слухами о наступлении монголов. В письме французского рыцаря-крестоносца события в Грузии и на монгольском фронте отражены примерно одинаково; в письме Жака де Витри, епископа Акки, и у Оливера перевес уже на стороне монгольских событий. В позднейших хрониках Радульфа де Коггесхале и Альбериха речь идет почти исключительно о нашествии монголов и даже уже о их вторжении в Россию. Только имя царя Давида еще сохранилось. Итак, в общем, Царнке был совершенно прав, когда без колебаний отождествил «царя Давида» XIII в. с Чингис-ханом; он только не принял во внимание грузинского происхождения имени Давид. [33]
Насколько гипотеза Царнке[23] соответствует действительности, подтверждает относящееся к XIII в. описание подвигов «царя Давида», которое принадлежит перу неизвестного автора: в нем сообщается в основном о походах Чингис-хана против Катая (Китая), Индии и Месопотамии. Далее рассказывается о том, что в государстве «священника Иоанна» насчитывается 64 крупных города, а все его владения простираются более чем на 78 дней пути.[24]
Еще одно убедительное доказательство популярности, которой пользовался в те времена среди христианских народов образ «священника Иоанна», дает упоминание о нем в эпосе, относящемся к началу XIII в., а именно в «Парсифале» Вольфрама фон Эшенбаха. Правда, имя это упоминается там мимоходом. В 16-й песне говорится, что Репанс де Шуа, супруга брата Парсифаля Фейрефиса, была матерью «царя-священника»:
Когда же в Индию прибыла, Судьба ей сына подарила, Его священником Иоанном звали. Поздней то имя переняли Все правившие там цари.[25]
Из приведенных стихов видно, что «царь-священник» превратился в племянника Парсифаля. Хотя стихи Вольфрама — вольный поэтический вымысел, они все же подтверждают, что имя «священника Иоанна» стало собирательным для всех действительно правивших и мифических «индийских» царей. Более того, они показывают, что во времена Вольфрама образ легендарного «царя-священника» все еще возбуждал умы европейцев.
Надежды на приближающееся с Востока «христианское» воинство оказались недолговечными. Вместо вестей о новых наступлениях на мусульманские страны начали проникать слухи о том, что мнимое «христианское воинство», надвигавшееся с востока, оказалось «диким народом», татарами с обликом дьявола. Они были хищны, «как волки», храбры, «как львы». Вторгшиеся в феврале 1221 г. в христианскую Грузию, они предали ее огню и мечу. Царица Русудан просила оказать ей помощь в борьбе против этих грозных, загадочных врагов, представлявшихся ей «замаскированными христианами». Русудан приняла монголов за своих единоверцев,[26] так