Я устремился к окну глотнуть свежего воздуха. Вдоль центрального авеню растянулся Коммонуэлс Молл - прямая полоса заснеженных стоянок. Голые деревья вырядились в белые рождественские огни. В конце здания, за железным забором возвышалась бронзовая статуя Лейфа Эрикссона; он смотрел в сторону эстакады Чарльз Гейт, расположив ладонь параллельно бровям и будто бы говоря: «Смотрите-ка, я обнаружил шоссе!».
Мы с мамой частенько подшучивали над этим типом. Больше всего доставалось его броне: короткая юбка и нагрудник, похожий на бюстгальтер викингов.
Понятия не имею, что этот памятник позабыл в центре Бостона, а вот любовь дяди Рэндольфа к викингам точно не могла быть простым совпадением. Он прожил здесь всю свою жизнь. Быть может, будучи ещё ребёнком и смотря в окно на Лейфа Эрикссона, дядя частенько размышлял о том, что когда-нибудь и он станет изучать викингов. Ведь парни, которые носят металлические бюстгальтеры, такие крутые!
Мой взгляд опустился к подножию статуи. Там кто-то стоял ... и смотрел прямо на меня.
У вас бывает так, что при случайной встрече вам сложно вспомнить, где вы раньше видели этого человека? Ну, это не тот случай. В тени Лейфа Эрикссона стоял высокий бледный парень в чёрной кожанке, такого же цвета мотоциклетных штанах и остроносых туфлях. Его постриженные ёжиком короткие волосы были ужасно светлыми, почти белыми. Единственным ярким пятном в его образе был красно-белый шарф, обёрнутый вокруг шеи и спускающийся с плеч, словно топлёная карамель. Не будь я с ним знаком, наверняка предположил бы, что он косплеит какого-нибудь персонажа аниме. Но я-то знал правду. Знакомьтесь, это Харт, мой бездомный приятель и по совместительству моя мамочка.
Мне стало немного не по себе и чуток обидно. Неужели он следовал за мной до самого дома? Кто-кто, а нянька мне точно не нужна.
Я развёл руками, как бы спрашивая: «Что ты здесь делаешь?». Харт изобразил жест, словно он выщипывает что-то из сложенной в чашу ладони и выбрасывает вон. После двух лет знакомства с ним я научился довольно хорошо понимать язык жестов.
Он говорил мне УБИРАТЬСЯ ПРОЧЬ.
По нему не сказать, что он сильно волновался, хотя Харт тот ещё конспиратор в плане эмоций. Когда бы мы ни тусовались, он только и делал, что прожигал меня своими бледно-серыми глазами. Небось ждал, когда я уже наконец лопну от злости.
Я потерял драгоценные секунды, пытаясь понять, что он имеет в виду и почему находится здесь, если по идее должен быть на площади Копли.
Харт принялся жестикулировать более интенсивно. Вытянул вперёд обе руки и, выставив указательные пальцы, дважды провёл ими вверх-вниз: «Поторопись».
— Почему? - спросил я вслух.
Внезапно за моей спиной раздался низкий голос:
— Здравствуй, Магнус.
Я едва не выпрыгнул из своих ботинок. В дверном проходе в библиотеку стоял мужчина с бочковидной грудью, белой бородой и тюбетейкой седых волос. Он носил бежевое кашемировое пальто, чёрный шерстяной костюм и перчатки. В его руках покоилась деревянная трость с полированным железным наконечником. На момент нашей последней встречи его волосы были черными, однако голос его ничуть не изменился.
— Дядя Рэндольф.
Он слегка наклонил голову в знак приветствия.
— Какой приятный сюрприз. Рад видеть тебя здесь, - только вот говорил он так, словно не был ни удивлён, ни обрадован. - У нас мало времени.
Мой живот скрутило от страха.
— М-мало времени... в смысле?
Рэндольф нахмурил брови и сморщил нос, словно почуял неприятный запашок.
— Сегодня твоё шестнадцатилетие, не так ли? Кое-кто идёт по твою душу.
Глава III.
НЕ САДИТЕСЬ В МАШИНУ К ЧОКНУТЫМ РОДСТВЕННИКАМ
Ну что же, с днём рождения меня!
Уже 13 января? Честно говоря, понятия не имею. Время пролетает незаметно, когда спишь под мостом и ешь из мусорных баков.
Значит, мне официально шестнадцать. И моим подарком стала западня от дядюшки-со-странностями, который объявил, что я родился с мишенью на спине.
— Кто... - начал было я. - Хотя, впрочем, неважно. Рад был тебя повидать, дядя Рэндольф. А сейчас мне пора.
Рэндольф застыл в дверном проёме, отрезав мне путь к отступлению. Внезапно он указал на меня острым концом своей деревянной трости. Могу поклясться, что почувствовал толчок в грудь даже через всю комнату.
— Магнус, мы должны поговорить. Я не хочу, чтобы они добрались до тебя. Особенно после того, что случилось с твоей матерью...
Удар по лицу был бы менее болезненным.
Воспоминания той ночи возникли у меня в голове, будто тошнотворный калейдоскоп: всю квартиру трясёт, с этажа ниже доносится крик, моя мама, что и так весь день была настороже, тащит меня к пожарной лестнице, говоря, чтобы я бежал. Дверь разлетается на части. Из прихожей появляются два зверя, их шкуры цвета грязного снега, а глаза горят синим. Мои пальцы соскальзывают с перил пожарной лестницы, и я падаю, приземляясь в кучу мусорных мешков на улице. Через несколько мгновений окна нашей квартиры взрываются, извергая пламя.
Мама сказала мне бежать. И я бежал. Она пообещала найти меня, но так и не выполнила своего общения. Потом уже из новостей я услышал, что её тело вытащили из сгоревшей квартиры. Полиция разыскивала меня. Их интересовали некоторые подробности: следы поджога, сведения о проблемах с дисциплиной в школе, жалобы соседей на крики и шум из нашей квартиры как раз перед взрывом, тот факт, что я сбежал с места происшествия. Но ни в одном отчёте не упоминалось о волках со светящимися глазами.
С той самой ночи я был в бегах; меня постоянно искали, а я был слишком занят выживанием, чтобы горевать по матери. Все думал, а не вообразил ли я себе тех чудовищ... но в глубине души я знал, что они были реальны.
И сейчас, спустя столько времени, дядя Рэндольф захотел мне помочь.
Я настолько сильно сжал костяшку домино, что она больно врезалась в мою ладонь.
— Ты не знаешь, что случилось с моей мамой. Ты плевать хотел на нас обоих.
Рэндольф опустил свою трость. Он тяжело облокотился на неё и уставился на ковёр. Я почти поверил, что ранил его чувства.
— Я умолял твою мать, - произнёс он, - хотел, чтобы она привезла тебя сюда, где я мог бы тебя защитить. Но она отказалась. После её смерти... - он покачал головой. - Магнус, ты себе не представляешь, как долго я тебя искал, и какая угроза сейчас нависла над тобой.
— Со мной все нормально, - огрызнулся я, несмотря на то, что сердце тяжело колотилось о мои ребра. - Я неплохо о себе позаботился.
— Возможно, но эти дни уже позади, - уверенность в его голосе заставила меня задрожать, - тебе шестнадцать, это возраст зрелости. Ты убежал от них однажды, в