Взрослые полубоги. Полубоги, живущие без страха, обзаводящиеся семьями. Перси не мог такого представить – слишком уж хорошо, чтобы быть правдой.
– А если на долину нападут?
Хейзел поджала губы:
– У нас есть защита. Магические границы. Но наши силы уже не те, что раньше. В последнее время атаки монстров участились. Ты сам сказал, что горгоны не умирали… мы тоже это заметили – с другими чудовищами.
– Вы знаете причину?
Хейзел отвела глаза. Перси ясно видел, что она о чем-то умалчивает – потому что ей запретили об этом говорить.
– Это… все сложно. Мой брат говорит, что Смерть…
Ее прервал крик сзади:
– Дорогу!
Хейзел оттащила Перси на обочину, давая пройти самому настоящему взрослому толстокожему слону в черных кевларовых доспехах и с полубогом на спине. Сбоку на доспехах виднелась надпись «СЛОН», что, на взгляд Перси, было несколько излишним.
Слон прогрохотал мимо них и повернул на север, к большому полю, где кипело строительство каких-то укреплений.
Перси сплюнул попавшую в рот пыль:
– Какого…
– Слон, – пояснила Хейзел.
– Да, я прочел надпись. Зачем вам слон в пуленепробиваемом жилете?
– Сегодня вечером военные игры. Его зовут Ганнибал, и он расстраивается, если мы не берем его с собой.
– Ну, тогда понятно.
Хейзел засмеялась. Даже не верилось, что еще мгновение назад она была такой мрачной. Перси задумался, что она собиралась сказать. У нее есть брат. Но при этом она утверждает, что если бы места в лагере распределяли согласно божественному родителю, то она осталась бы в одиночестве.
Перси никак не мог в ней разобраться. Хейзел казалась дружелюбной и искренней, взрослой, хотя ей никак не может быть больше тринадцати. Но в то же время в ней было что-то очень грустное – словно ее грызет чувство вины.
Хейзел указала на юг через реку. Над Храмовым холмом висели темные тучи. Красные вспышки молний отбрасывали на монументы кровавые отсветы.
– Октавиан трудится в поте лица. Нам лучше поторопиться.
По дороге к холму им повстречалась компания парней с козлиными ногами, без дела болтающихся на обочине.
– Хейзел! – воскликнул один из них и с широченной улыбкой поспешил к ним. На нем была полинявшая гавайская рубашка и ничего похожего на штаны, не считая густой коричневой козлиной шерсти. На голове покачивалось внушительных размеров афро[10]. Глаза скрывались за маленькими круглыми очками в радужной оправе. В руках он держал плакат «СОГЛАСЕН РАБОТАТЬ СПЕТЬ ПОБОЛТАТЬ ОСТАВИТЬ В ПОКОЕ ЗА ДЕНАРИЙ».
– Привет, Дон, – поздоровалась Хейзел. – Прости, у нас нет времени…
– О, все норм! Не вопрос! – Дон зашагал рядом с ними. – Эй, да он новенький! – Он улыбнулся Перси. – У тебя не будет трех денариев на автобус? А то я забыл дома кошелек, а мне надо на работу, и…
– Дон, – укоризненно произнесла Хейзел, – у фавнов не бывает кошельков. И работы. И домов. И у нас нет автобусов.
– Точно, – жизнерадостно согласился он. – Так что, не найдется денариев?
– Тебя зовут Дон? Надеюсь, ты не из Испании? – спросил Перси.
– Нет, а что?
– Ничего, – Перси постарался сохранить на лице нейтральное выражение. – Почему фавны не работают? Разве они не должны помогать лагерю?
Дон заблеял:
– Фавны! Помогать лагерю! Уржаться!
– Фавны… э-эм… свободны духом, – пояснила Хейзел. – Они живут здесь, потому что… ну, тут безопасно жить и попрошайничать. Мы их терпим, но…
– О, Хейзел такая классная, – перебил Дон. – Такая милая! Все остальные здесь типа «пошел прочь, Дон», но она типа «пожалуйста, уходи, Дон». Я ее люблю!
Фавн выглядел безобидно, но все равно слегка нервировал Перси. Он не мог отделаться от мысли, что от фавнов должно быть куда больше толку, чем от бездомных попрошаек.
Дон взглянул на землю перед ними – и ахнул:
– Джекпот!
Он нагнулся, но Хейзел вскрикнула:
– Дон, нет! – Она толкнула фавна в сторону и сама подхватила нечто маленькое и блестящее. Перси видел находку Хейзел всего мгновение, прежде чем она сунула ее в карман, но готов был поклясться, что это бриллиант.
– Да ладно тебе, Хейзел, – заныл Дон. – Я мог купить на него годовой запас донатов!
– Дон, пожалуйста, – попросила Хейзел. – Уходи. – Она выглядела потрясенной, словно только что спасла Дона от столкновения с бронированным слоном.
Фавн вздохнул:
– Эх, будто я могу на тебя сердиться. Но клянусь, ты точно приносишь удачу. Где бы ты ни прошла…
– До свидания, Дон, – быстро попрощалась Хейзел. – Идем, Перси. – Она побежала, и Перси пришлось ее нагонять:
– Что все это значит? Откуда на дороге взяться бриллианту?..
– Пожалуйста, не спрашивай.
Остаток пути до Храмового холма они преодолели в неловком молчании. Мощеная тропа змейкой вилась между безумным скоплением крошечных алтарей и огромных склепов с куполами. Статуи богов, казалось, провожали Перси глазами.
Хейзел указала на храм Беллоны:
– Богиня войны. Мама Рейны.
Затем они прошли мимо большой красной крипты, украшенной человеческими черепами на железных пиках.
– Пожалуйста, только не говори, что нам сюда! – взмолился Перси.
Хейзел помотала головой:
– Это храм Марса Ультора.
– Марс… Арес, бог войны?
– Это его греческое имя, – уточнила Хейзел. – Но да, тот же парень. «Ультор» означает «мститель». Он второй по значимости бог Рима.
Перси этой детали совсем не обрадовался. Почему-то от одного взгляда на уродливое красное здание на него накатывала злость. Он указал на вершину холма, где тучи клубились над самым большим храмом, круглым павильоном с куполом, покоящимся на выстроенных кольцом белых колоннах:
– Дай угадаю: вон тот посвящен Зевсу… э-эм… в смысле Юпитеру? Это туда мы направляемся?
– Да, – с напряженной ноткой в голосе подтвердила Хейзел. – Октавиан читает там предсказания. Это храм Юпитера Оптимуса Максимуса.
Перси пришлось покопаться в голове в поисках значений латинских слов.
– Юпитер… «лучший и величайший»?
– Верно.
– А какой титул у Нептуна? – поинтересовался он. – Крутейший и обалденный?
– Ну… не совсем.
Хейзел махнула в сторону синей постройки не больше сарайчика. Над дверью был прибит заросший паутиной трезубец.
Перси заглянул внутрь. На маленьком алтаре стояла чаша с тремя высохшими и заплесневевшими яблоками.
У него оборвалось сердце:
– Смотрю, это место пользуется популярностью.
– Извини, Перси, – сказала Хейзел. – Понимаешь… Римляне всегда боялись моря. Они плавали на кораблях только в случае крайней необходимости. Даже в наше время появление ребенка Нептуна считается дурным предзнаменованием. Когда такой рекрут в последний раз вступил в легион… ну, это было в тысяча девятьсот шестом году, и Лагерь Юпитера находился по другую сторону залива Сан-Франциско, – тогда же случилось и то разрушительное землетрясение…
– Хочешь сказать, в этом виноват ребенок Нептуна?
– Так говорят. – Хейзел виновато посмотрела на него. – В общем… Римляне боятся Нептуна и не питают к нему особой любви.
Перси уставился на паутину на трезубце.
«Здорово», – подумал он. Даже если он останется в лагере, на расположение со стороны новых товарищей можно не рассчитывать. Максимум он может их напугать.