По мере приближения к Башне Мин охватывала дрожь, руки ее судорожно прижимали к груди матерчатый узел. В нем лежали все ее пожитки – обычная одежда и справные сапоги, больше у нее ничего не было, кроме разве что лошади, оставленной на постоялом дворе неподалеку от площади. Если повезет, то всего через несколько часов славная лошадка понесет ее к Острейнскому мосту и дальше, по дороге на юг.
Честно говоря, Мин вовсе не улыбалось вновь взобраться на лошадь – после долгих-то недель, проведенных в седле без единого дня передышки. Но ей не терпелось поскорее убраться восвояси. Белая Башня никогда не казалась Мин очень гостеприимной, а сейчас представлялась почти такой же зловещей, как узилище Темного в Шайол Гул. Девушка поежилась, стараясь отогнать мысли о Темном.
«Интересно, неужто Морейн думает, что я поехала сюда лишь потому, что она меня попросила? Вразуми меня Свет, я веду себя как глупая девчонка! Глупая девчонка, которая потеряла голову из-за глупого мужчины!»
С тяжелым сердцем Мин поднялась по широким ступеням – на каждой из них приходилось делать два шага – и не задержалась у входа, как другие просители, с благоговейным трепетом озиравшие Башню. Ей хотелось, чтобы все это поскорее кончилось.
Внутри Башни располагался круглый приемный зал с купольным потолком. Стены его почти по всей окружности прорезали многочисленные арочные проемы. В середине зала, нерешительно переминаясь с ноги на ногу на истертых каменных плитах, толпились оробевшие посетители. Никто из них не мог и подумать о чем-либо, кроме того, где он находится и почему. Поселянин с одетой в грубошерстное платье женой, не разнимавшие натруженных рук, оказались рядом с разряженной в шелк и бархат купчихой, за которой следовала служанка с серебряной шкатулочкой для рукоделия – вне всякого сомнения, подношением ее госпожи Башне. В любом другом месте купчиху возмутила бы дерзость деревенского люда, осмелившегося чуть ли не толкать ее, да и сами поселяне предпочли бы поспешно извиниться и отойти. Но не сейчас. И не здесь.
Мужчин среди просителей было немного, и Мин это вовсе не удивило. Большинство мужчин предпочитали не иметь дела с Айз Седай. Все знали, что некогда были и мужчины Айз Седай и именно на них лежала ответственность за Разлом Мира. Три тысячи лет минуло с той поры, но время не смогло ослабить память о прошлом, хотя с годами многие подробности исказились до неузнаваемости. Детей по-прежнему пугали страшными историями о мужчинах, способных направлять Единую Силу и потому обреченных на безумие, ибо Темный навел порчу на мужскую составляющую Истинного Источника. Самыми жуткими были предания о Льюсе Тэрине Теламоне, Драконе, Льюсе Убийце Родичей, положившем начало Разлому. По правде говоря, эти предания пугали не только детей. Было предречено, что в час, когда человечество окажется перед лицом величайшей опасности, Дракон возродится, чтобы сразиться с Темным в Тармон Гай’дон – Последней битве, однако, каково бы ни было пророчество, оно едва ли меняло отношение большинства людей к любой возможной связи мужчины с Единой Силой. Теперь же любая Айз Седай станет выслеживать мужчину, способного направлять Силу; а среди всех семи Айя Красная этим не ограничивалась.
Правда, за помощью к Айз Седай мужчины все равно обращались, хотя и чувствовали себя при этом не в своей тарелке. Большинству становилось не по себе, даже когда заходила речь о возможности встречи с Айз Седай. Исключение составляли лишь Стражи, ведь каждый Страж был связан неразрывными узами с одной из Айз Седай. Их и обычными мужчинами-то трудно было назвать. «Ежели мужик руку занозит, то скорей отрубит ее, чем попросит Айз Седай занозу вытащить», – говорили в народе. Многие женщины вспоминали это изречение, сетуя на мужское упрямство, но Мин не раз слышала, как иные мужчины говаривали, что потерять руку и впрямь не самое худшее.
Мин подумала о том, как повели бы себя все эти люди, знай они то, что известно ей. Не иначе как разбежались бы кто куда, голося от страха. А если бы дознались, зачем она сюда заявилась, то ее, скорей всего, препроводили бы под стражей в темницу, а может, избавились бы от нее раньше. У Мин были подруги в Башне, но ни одна из них не обладала властью или влиянием. Окажись ее намерения раскрытыми, едва ли они смогли бы ей помочь. Скорее наоборот – следом за ней угодили бы в руки палача, а то и на виселицу. Такой исход представлялся более вероятным. О Мин говорили, что она рождена для испытаний, она же полагала, что, если дело обернется худо, ей придется умолкнуть задолго до суда.
Собравшись с духом, девушка приказала себе не думать ни о чем подобном.
«Я сделаю это, я справлюсь, и пусть Свет спалит Ранда ал’Тора за то, что из-за него я влипла в такую историю!»
Три или четыре принятых – молодые женщины, ровесницы Мин или чуточку старше – ходили по залу, тихонько переговариваясь с просителями. Они не носили никаких украшений, и единственной отделкой их белоснежных одеяний служила кайма из семи цветных полосок – семь цветов семи Айя. То и дело в зале появлялась одетая в белое послушница – молодая женщина или девушка – и приглашала кого-нибудь из просителей проследовать за ней вглубь Башни, и люди повиновались со смешанным чувством: в глазах их светился восторг, но робость сковывала движения.
Пальцы Мин вцепились в прижатый к груди узел с пожитками, когда перед ней остановилась одна из принятых.
– Свет да осияет тебя, – не слишком торжественным тоном промолвила кудрявая женщина. – Меня зовут Фаолайн. Чем Башня может помочь тебе?
По выражению терпеливой скуки на круглом смуглом лице Фаолайн было видно, что вместо этой нудной работы она охотнее потратила бы время на что-нибудь другое. Из того, что Мин знала о принятых, готовящихся стать Айз Седай, она тоже охотнее посвятила бы эти часы занятиям. Но для самой Мин важно было другое. Двух из находившихся в зале принятых она встречала, когда посещала Башню прежде, но, к счастью, те ее не узнали.
Тем не менее она склонила голову, будто робея перед служительницей Башни. Это должно было показаться естественным: деревенский люд по большей части понятия не имел, как велика разница между принятой и полноправной Айз Седай. Прикрывая лицо краем плаща, Мин отвела глаза в сторону.
– Я должна предстать перед Престолом Амерлин, чтобы обратиться к ней с вопросом… – начала девушка и осеклась, увидев, что из арочных проемов, ведущих в приемный зал, появились три Айз Седай – две из одного и одна из другого.
Принятые и