Покачав головой, судья открыл дверь напротив. Там было пусто, если не считать обмотанной соломенными циновками мебели. Проход упирался в массивную дверь, надежно запертую на засов. В глубокой задумчивости судья вернулся в коридор.
Дверь в конце коридора была украшена искусно вырезанными облаками и драконами, однако красота ее оказалась сильно подпорчена заколоченной досками верхней частью. Видимо, там стражники выбили панель, чтобы открыть дверь.
Судья Ди оторвал полоску бумаги с печатью суда и открыл дверь. Высоко подняв фонарь, он осмотрел маленькую квадратную комнату, просто, но со вкусом меблированную. Слева было высокое узкое окно; прямо перед ним массивный поставец черного дерева, а на нем большая медная жаровня. На жаровне стоял оловянный ковш, в котором кипятили воду для чая. Рядом с жаровней судья увидел маленький изящный чайник бело-голубого фарфора. Остальную часть стены, как и всю противоположную стену, полностью занимали книжные полки. В дальней стороне комнаты было еще одно, низкое и широкое, окно, затянутое чистой вощеной бумагой. Перед окном располагался старинный палисандровый стол с тремя ящиками с каждой стороны и удобное, тоже палисандровое, кресло с подушкой красного атласа. На столе не было ничего, кроме двух медных подсвечников.
Судья вошел в комнату и прежде всего осмотрел темное пятно на тростниковой циновке между чайным поставцом и письменным столом. Скорее всего, это были следы чая, пролившегося из чашки, когда его предшественник упал. Вероятно, тот поставил воду на огонь, а сам сел за стол. Услышав, что вода закипела, подошел к жаровне и налил кипяток в чайник. Стоя там же, наполнил чашку и сделал глоток. Яд подействовал мгновенно.
Увидев ключ в изящном замке, запирающем поставец, судья Ди отпер его, открыл дверцу и с восхищением принялся рассматривать занимавшую две полки великолепную коллекцию посуды для чайной церемонии. Здесь не было ни пылинки: очевидно, дознаватель и его помощники со всем тщанием изучили каждый предмет.
Судья подошел к столу. Ящики оказались пусты. Именно там дознаватель обнаружил личные бумаги покойного. Ди тяжело вздохнул. Как жаль, что он не видел комнату сразу после того, как был обнаружен убитый.
Повернувшись к полкам, он машинально провел пальцем по корешкам книг. Они были покрыты толстым слоем пыли. На губах судьи Ди заиграла довольная улыбка. По крайней мере здесь найдется нетронутый материал для исследования: дознаватель и его люди обошли книги вниманием. Окинув взглядом забитые полки, судья решил повременить с более подробным их изучением до прихода Хуна.
Он расположился в кресле, развернув его так, чтобы сидеть лицом к двери. Скрестив на груди руки, утонувшие в широких рукавах, судья попытался представить себе убийцу. Лишение жизни императорского чиновника — это государственное преступление, за которое закон предусматривает смертную казнь в ее наиболее суровых видах, таких, как ужасная «медленная смерть» или четвертование заживо. У душегуба должен был быть поистине серьезный мотив. Но как он отравил чай? Яд должен был находиться в ковше с кипятком, ведь неиспользованные чайные листья проверили и признали безопасными. Можно, конечно, предположить, что убийца прислал судье малую толику чая, которой хватило на одну заварку, и яд содержался именно там.
Судья Ди снова вздохнул. Он подумал о призраке. Впервые в жизни своими глазами он увидел потустороннее явление и все же не был вполне уверен, так ли было на самом деле. Возможно, это какая-то мистификация. Но ведь дознаватель и Тан тоже видели этот призрак. У кого хватит наглости выдавать себя за привидение, да еще в стенах суда? И зачем ему это нужно? Он решил, что все-таки встретился с настоящим привидением. Откинув голову на спинку кресла, судья закрыл глаза и постарался оживить в памяти лицо явившегося ему призрака. Не мог ли покойник подать ему какой-либо знак, чтобы помочь в расследовании?
Он быстро открыл глаза, но комната оставалась пуста, как прежде. Не меняя позы, судья праздно разглядывал покрытый красным лаком потолок, пересеченный четырьмя массивными стропилами. Его внимание привлекло выцветшее пятно на потолке и пыльная паутина в углу, где стоял поставец. Покойный судья явно не был столь ярым поборником чистоты, как его старший писец.
Тут явился старшина Хун в сопровождении двух стражников с большими подсвечниками. Судья приказал поставить их на стол и удалиться.
— Все, что нам оставили здесь, Хун, — сказал он, — это книги и свитки документов на полках. Того и другого тут немало, но если ты будешь подавать их мне и убирать на место по мере готовности, мы справимся быстро.
Хун с энтузиазмом кивнул, взял стопку книг с ближайшей полки и вытер рукавом пыль. Судья придвинул кресло к столу и принялся изучать книги, которые приносил ему старшина.
Прошло более двух часов, прежде чем Хун убрал на полку последнюю кипу. Судья Ди откинулся в кресле и вынул из рукава складной веер. Энергично обмахиваясь, он проговорил с довольной улыбкой:
— Что ж, Хун, теперь я получил ясное представление о личности покойного. Я просмотрел тома с его собственными стихами и могу сказать, что они написаны изящным слогом, но весьма неглубоки по содержанию. Преобладают любовные стихотворения, в основном посвященные знаменитым куртизанкам из столицы и других мест, где проходил службу судья Ван.
— Только что Тан намекнул мне, — оживился Хун, — что судья был человеком не слишком строгих правил. Он даже нередко приглашал к себе домой проституток и оставлял их на ночь.
Судья Ди кивнул.
— В парчовой папке, которую ты мне только что подал, не было ничего, кроме эротических рисунков. Более того, у него тут несколько десятков книг о вине и о том, как его изготавливают в разных частях империи, а также о кулинарии. С другой стороны, он собрал прекрасную коллекцию великих поэтов прошлого, где чуть ли не каждая страница пестрит его пометками и комментариями. То же можно сказать и о его исчерпывающей коллекции работ, посвященных буддизму и даосской мистике. А вот до полного собрания классиков конфуцианства будто ни разу никто не дотрагивался. Еще я заметил немало научных книг: чуть ли не все общепризнанные работы по медицине и алхимии, а также несколько редчайших старинных трактатов о загадках, головоломках и механизмах. Бросается в глаза отсутствие исторических и математических трудов, а также книг об искусстве управления государством.
Развернув кресло, судья продолжил:
— Можно сделать вывод, что судья Ван был поэтом, тонко чувствующим красоту, а также философом, глубоко погруженным в мистику. В то же время он был человеком