Выстроившиеся вдоль улиц Инферно деревянные и каменные дома отбросили на песчаные дворы и растрескавшийся от жары бетон лиловые тени. На Селеста-стрит, над стоянкой подержанных автомашин Мэка Кейда, обвисли многоцветные пластиковые флажки. Стоянка была обнесена восьмифутовой изгородью из проволочной сетки, поверх которой шла колючая проволока и большой красный плакат возглашал: «ВЕДИТЕ ДЕЛА С КЕЙДОМ, ДРУГОМ РАБОЧЕГО ЛЮДА!» Парнишка догадывался, что все эти машины до единой собраны из частей краденых автомобилей; самая приличная колымага на стоянке не могла проехать и пятисот миль, но Кейд занимался тем, что пичкал наркотиками мексиканцев. Как бы там ни было, продажа подержанных машин давала Кейду только карманные деньги — его настоящий бизнес делался в другой области.
Дальше к востоку, где на краю Престон-парка Селеста-стрит пересекалась с Брасос-стрит, отражая огненный шар солнца, оранжево сияли окна Первого Техасского банка Инферно. Три этажа делали его самой высокой постройкой в Инферно, если не считать видневшегося на северо-востоке серого экрана «Старлайта» — кинотеатра под открытым небом. Бывало, можно было усесться здесь, на Качалке, даром посмотреть кино, самому выдумывая диалоги, немножко побузить, покривляться и провести время с полным кайфом. «Да, времена и впрямь меняются», — подумал мальчик. Он затянулся и выпустил пару колечек дыма. Прошлым летом кинотеатр закрылся, обеспечив змей и скорпионов гнездом. Примерно милей севернее «Старлайта» стояло небольшое блочное здание с крышей, похожей на коричневый струп. Парнишка видел, что засыпанная гравием стоянка пуста, но около полудня она должна была начать заполняться. Клуб «Колючая проволока» был единственным в городе заведением, которое еще получало доход. Пиво и виски мощно утоляли боль и обиды.
Световое табло на фасаде банка написало электролампочками 5:57, потом надпись мгновенно изменилась, чтобы показать температуру воздуха: 78 по Фаренгейту. На четырех светофорах Инферно замигал желтый предупредительный огонь, но все они моргали вразнобой.
Мальчик не знал, пойдет сегодня в школу или нет. Может быть, он просто прокатится по пустыне, не останавливаясь, пока дорога не сойдет на нет, или, может быть, забредет в зал игровых автоматов и попытается побить собственные рекорды на «Метком стрелке» и «Пришельцах из галактики». Он посмотрел туда, где поодаль, на другой стороне Республиканской дороги, располагалась Средняя школа У.Т.Престона и Общественная начальная школа Инферно — два длинных, низко расположенных кирпичных здания, напоминавших парнишке тюрьму, как ее изображают в кино. Школы стояли фасадами друг к другу, выходя на общую автостоянку, а за средней школой было футбольное поле, на котором давным-давно выгорела скудная осенняя трава. Ни новой травы, ни новых матчей этому полю было уже не видать. «Все равно, — подумал мальчик, — престонские» Истинные патриоты» за сезон выиграли только два матча и заняли в округе Презайдио самое последнее место, так кого это колышет?»
Вчера он прогулял, а завтра — в пятницу, 25 мая, — у старшеклассников был последний день учебы. Пытка выпускными экзаменами осталась позади, и он закончит школу вместе с остальным классом, если сдаст задание по труду. Значит, на сегодня он, может быть, должен превратиться в пай-мальчика и сходить в школу, как от него ждут, или, по крайней мере, заглянуть туда — узнать, что делается. Может, Танк, Бобби Клэй Клеммонс или еще кто захочет свалить куда-нибудь порычать моторами, а может, надо вправить мозги кому-нибудь из сволочных мексикашек. Если так, он будет счастлив пойти им навстречу, честное слово.
Светло-серые глаза мальчика за завесой дыма сузились. Когда он вот так смотрел на Инферно сверху вниз, ему становилось тревожно, он чувствовал злость и нервозность, словно у него зудела болячка, которую невозможно почесать. Он решил, что причина в том, как много в Инферно улочек-тупиков. Кобре-роуд, которая пересекалась с Республиканской и убегала на запад вдоль текущей по дну оврага Змеиной реки, тянулась еще почти на восемь миль, и опять мимо свидетельств очередных неудач: медного рудника, ранчо Престона и еще нескольких старых, бьющихся, как рыба об лед, ферм. Набирающий силу солнечный свет не делал Инферно симпатичнее, он лишь обнаруживал все рубцы и шрамы. Выжженный пыльный город умирал, и Коди Локетт понимал, что на будущий год к этому времени здесь уже никого не останется. Инферно ожидает запустение и забвение — многие дома уже лишились своих обитателей, которые собрали вещички и отправились на поиски лучшей доли.
С севера на юг, деля Инферно на восточную и западную части, шла Трэвис-стрит. Восточная почти сплошь состояла из деревянных домиков, краска на которых не держалась и которые в середине лета превращались в пыточные печи. В западной части города, где жили владельцы магазинчиков и» сливки общества «, преобладали дома из белого камня и кирпича-сырца, а во дворах кое-где пускали ростки дикие цветы. Но и отсюда жители быстро убирались: каждую неделю еще кто-нибудь сворачивал дела, а среди чахлых бутонов расцветали объявления» ПРОДАЕТСЯ «. В северном конце Трэвис-стрит, на другой стороне заросшего повиликой паркинга, стояло двухэтажное общежитие из красного кирпича с закрытыми металлическими листами окнами первого этажа. Дом этот был построен в конце пятидесятых, в годы городского расцвета, но теперь превратился в лабиринт пустых комнат и коридоров, которые заняли и превратили в свою крепость» Отщепенцы» — команда, где верховодил Коди Локетт. Если на территории Отщепенцев после захода солнца ловили кого-нибудь из «Эль Куэбра де Каскабель» — «Гремучих змей», шайки подростков — мексиканцев — он или она становился их добычей. А территорией Отщепенцев было все к северу от моста через Змеиную реку.
Так и должно было быть. Коди знал, что мексиканцы затопчут кого угодно, дай только волю. Они перехватят твою работу и деньги, да при этом еще и наплюют тебе же в рожу. А значит, они должны знать свое место и получать по рогам, если переступят границы. Вот что день за днем, год за годом вбивал Коди в голову его папаша. «Эти моченые, — говорил отец Коди, — что псы, которым надо то и дело давать пинка — пусть знают, кто хозяин».
Но иногда Коди притормаживал, задумывался — и тогда не понимал, какой от мексиканцев вред. Они сидели без