— Что? — спросил он.
— Сколько человек ты убил? — повторил Куртис. Ему было едва за тридцать; на его желтой футболке красовалась надпись: ЯДЕРНОЙ БОМБОЙ ПО КИТАМ. — Сколько желтых макак? Больше двадцати или меньше?
— Желтых макак? — Дэн никак не мог взять «« ток, о чем его спрашивают.
— Ну да. — Куртис вытащил из кармана джинсов пачку «Уинстона» и зажигалку. — Этих узкоглазых подонков. Как вы их там называли? Ты убил их больше, чем двадцать штук?
Джо сдвинул на затылок фуражку.
— У вас, парни, что, нет занятия получше, чем приставать к человеку?
— Нет, — сказал Куртис, закуривая. — Мы же никого не обижаем, верно ведь, Дэн? Я хочу сказать — ты же гордишься тем, что ты ветеран, развесе так?
— Горжусь. — Дэн отпил еще чая. В Долине многие знали, что он воевал во Вьетнаме — и не потому, что он кричал об этом на каждом углу, а потому, что Куртис как-то пристал к нему с расспросами о том, откуда у него такая татуировка. Куртис был болтуном, а Дэн предпочитал помалкивать: неважное сочетание. — Я горжусь тем, что служил своей стране, — сказал Дэн.
— Да, уж ты, наверно, не бегал в Канаду, как сволочи-дезертиры, а? — спросил Стив. Он был на несколько лет старше Куртиса, у него были хитрые голубые глазки и грудь, похожая на пивной бочонок.
— Нет, — сказал Дэн. — Я делал то, что мне приказывали.
— Так сколько же? — опять взялся за свое Куртис. — Больше двадцати или меньше?
Дэн устало вздохнул. Солнце молотило лучами по его черепу даже через бейсболку.
— Да какое это имеет значение?
— Мы хотим знать, — сказал Куртис. В зубах у него была зажата сигарета, и дым словно бы вытекал изо рта. — Ведь ты же считал убитых, верно?
Дэн смотрел прямо перед собой, на цепочку заборов. За ней виднелась стена из бурого кирпича, разлинованная солнцем и тенью. В воздухе ощущался запах гари.
— Я тут разговаривал с одним ветераном в Мобиле, — торопливо продолжал Куртис. — Он потерял во Вьетнаме ногу. Он сказал, что вел счет. Сказал, что знает сколько человек убил, с точностью до одного.
— Боже мой! — воскликнул Джо. — Валите отсюда, парни, и приставайте с этим дерьмом к кому-нибудь другому! Вы что, не видите, что Дэн не хочет об этом говорить?
— У него есть язык, — вмешался Стив. — Он сам может сказать, хочет он говорить об этом или не хочет.
Дэн почувствовал, что Джо собрался подняться со стула. А когда он вставал, это означало, что он либо отправляется за «билетом», либо хочет вытрясти из кого-нибудь душу.
— Я никогда не считал убитых, — сказал Дэн, прежде чем Джо успел встать. — Я просто делал свою работу.
— Но ты можешь прикинуть хотя бы примерно? — Куртис явно не собирался уходить, не обглодав все мясо с этой кости. — Так больше или меньше, скажи?
Медленное колесо воспоминаний начало вращаться в голове Дэна. Даже в лучшие времена воспоминания эти никогда не уходили от него слишком далеко. Вместе с колесом кружились обрывки событий: мины, взметающие фонтаны грязи среди джунглей, где солнечный свет угасал до густого полумрака; рисовые плантации, поблескивающие в полуденном зное; стрекочущие над головой вертолеты; солдаты, молящие по радио о подмоге; пули снайперов, вспарывающие воздух; обманчивое веселье неоновых реклам на улицах и в барах Сайгона; невидимые в темноте, ощущаемые только на ощупь, человеческие экскременты — знак презрения к юным посланцам дяди Сэма; ракеты, исчертившие белым и красным сумеречное небо; Энн-Маргарет в высоких, до самых бедер, сапогах и розовых шортах, танцующая некое подобие твиста; труп вьетконговского солдата, мальчика лет пятнадцати, который наступил на мину и был разорван на части, на его окровавленном лице шевелилась черная маска из мух; перестрелка на открытом заболоченном месте и жуткий голос, без конца повторяющий только одно: ублюдок, ублюдок, ублюдок, как какое-то странное заклинание; серебристый дождь без единой капли воды, поливающий деревья, лианы и траву, волосы, кожу, глаза; и деревня.
О да. Деревня.
У Дэна пересохло во рту. Он сделал еще глоток чая. Лед в стакане почти растаял. Он чувствовал, что эти двое ждут от него ответа, и знал, что они не оставят его в покое, пока он не заговорит. — Больше двадцати.
— Ну, черт возьми, я же говорил! — Куртис, хихикнув, толкнул Стива локтем под ребра и протянул раскрытую ладонь. — А ну-ка, выкладывай ее, приятель!
— Ладно-ладно. — Стив вытащил смятый тощий бумажник, открыл его и с силой хлопнул пятидолларовой купюрой по ладони Куртиса. — Я все равно получу ее обратно, рано или поздно.
— У вас, ребята, дела, должно быть, идут блестяще, раз вы так швыряетесь деньгами? — насмешливо усмехнувшись, сказал Джо.
Дэн поставил стакан на землю. В висках у него стучало.
— Так вы заключили пари, — проговорил он, глядя на Стива и Куртиса холодным взглядом. — Пари на то, сколько трупов я оставил во Вьетнаме? — Да, и я говорил, что их было больше двадцати, — сказал Куртис, — а Стив утверждал, что, наверное…
— У меня появилась идея. — Дэн встал. Его движение было спокойным, хотя он чувствовал боль в коленях. — Вы меня использовали, и теперь я должен получить свою долю, не так ли, Куртис?
— Несомненно, — это было сказано с гордостью. Куртис начал запихивать пятерку в карман.
— Дай-ка мне взглянуть на эти деньги. Все еще улыбаясь, Куртис протянул Дэну банкноту. Но Дэн не смеялся. Его рука рванулась вперед, и пальцы схватили банкноту прежде, чем успела увянуть ухмылка Куртиса.
— Тпру-у! — воскликнул Куртис. — Верни-ка ее, приятель!
— Ты меня использовал, и что же мне остается? Мне кажется, я заслужил половину, не так ли? — И без малейшего колебания Дэн разорвал купюру надвое.
— Эй, приятель! Это нечестно — рвать мои деньги!
— Давай, попробуй поспорить со мной. Вот твоя половина.
Куртис побагровел. — — За такие вещи башку разбивают, понял?
— Может быть, ты и прав. Что же, попробуй. Почуяв драку, остальные обитатели Долины начали потихоньку подходить ближе. На губах Куртиса вновь появилась улыбка, но на этот раз она была слабой.
— Я могу придушить тебя одной рукой, ты, старый тощий ублюдок.
— Может быть. — Дэн внимательно следил за глазами Куртиса, зная, что в них он увидит удар раньше, чем начнет подниматься рука. — Может быть. Но прежде, чем ты попытаешься это сделать, я хочу, чтобы ты знал: после Вьетнама я ни разу не поднимал руку на человека. Я был не самым лучшим солдатом, но я делал свое дело, и никто не может сказать, что я хоть раз подался к югу. — Дэн видел, как над левым глазом Куртиса задергался нерв. Куртис был готов ударить. — Если ты будешь драться, — спокойно произнес Дэн, — запомни: чтобы свалить меня, тебе придется меня убить. Меня нельзя просто использовать или дурачить,