— Я думаю, это может быть хорошей идеей. Для тебя, — ответил Кертис. — Но я не могу уехать, мама. Я люблю свою работу, и я не брошу ее.
— Таскать багаж весь день? Это ты не можешь бросить?
— Я помогаю людям, — ответил он. — Я помогаю им добраться из точки А в точку Б и обратно. Вот, что я делаю.
— Ты говоришь так, будто это что-то хорошее.
— Для меня — да, — твердо ответил он.
Орхидея тяжело вздохнула.
— Железноголовый, — пробормотала она. — Прямо как твой отец.
— Я считаю это комплиментом. Поэтому, приму его с радостью.
— Тогда продолжай в том де духе. Ни больше, ни меньше.
Он остался с ней еще на пару минут, поправляя одеяла и помогая ей устроиться удобнее, чтобы можно было уснуть. И вдруг она схватила его за свободную руку и прижала ее к своей щеке.
— Я так виновата перед тобой, сынок, — простонала она, и в ее голосе было так много боли. — Мне очень жаль.
Он погладил ее по щеке.
— Все хорошо, мама, — нежно сказал он. — Ни о чем не волнуйся.
Она еще ненадолго задержала его, а потом все же позволила уйти.
— Хочешь, я выключу свет? — спросил он напоследок.
— Нет, — ответила она очень слабым, далеким голосом, неотрывно смотря в окно, по которому продолжал стучать дождь. — Нет, я оставлю свет еще ненадолго.
— Хорошо. Спокойной ночи.
— И тебе, — Орхидея подождала, пока он почти выйдет из комнаты, а затем произнесла: — Я люблю тебя, сынок. И твой папа бы очень… очень гордился тобой.
Ему потребовалось несколько секунд на то, чтобы собрать мысли в кучу и сформулировать ответ, потому что он не ожидал услышать от матери такое мощное заявление.
— Спасибо, мама, — ответил он. — И я тебя люблю. И спасибо, что выслушала меня сегодня.
— Я слушала тебя только ушами. Моя голова не работает, как твоя.
Он мягко прикрыл ее дверь и вернулся на кухню, где поставил бокал на место — на темную вельветовую подставку — предварительно его ополоснув и насухо отерев. Затем он вернулся в свою комнату и прочитал еще немного про древних рыцарей, прислушиваясь к тому, вернется ли его подруга. Он готов был поговорить с ней, если она нуждалась в нем. Но она не нуждалась — по крайней мере, этой ночью — поэтому вскоре он закрыл книгу, прочитав о смерти короля Армонса из Красного города, и забылся мирным сном.
14
Все зависело от двух вещей: времени и владения им искусством убеждения.
Партлоу выжидал за рулем «Форда», в то время как дождь стекал по его ветровому стеклу с серого неба. Он припарковался у обочины рядом с небольшим общественным парком в квартале к югу от школы Харрингтона, в том же месте, где он стоял в понедельник и во вторник после обеда. Двигатель «Форда» урчал, и стеклоочистители периодически скользили вперед-назад. Партлоу взглянул на свои наручные часы. Было двенадцать минут четвертого. Хартли должен проехать мимо с минуты на минуту.
— Нервничаешь? — спросила Джинджер с пассажирского сиденья, на котором она полулежала — половина ее тела лениво сползла на пол.
— Я в порядке, — ответил он, жалея, что у него не было времени выкурить сигарету и унять мелкую дрожь, бившую его изнутри.
— Повезло тебе. Моя спина почти сломалась к чертовой матери, — буркнул Донни с заднего сиденья, где он тоже затаился, скрючившись.
Партлоу обратился к Джинджер:
— Помни, пистолет в…
— Бардачке. Помню, — она окинула его пристальным взглядом, при этом ее глаза чуть сузились, выдавая осуждение. — Просто делай свою работу, детектив. Все остальное пройдет чисто, как по маслу.
Партлоу посматривал попеременно то в левое боковое зеркало, то в зеркало заднего вида… боковой и задний вид… боковой и задний вид. Сияющие дорогие автомобили богатых семей, чьи дети направлялись в школу Харрингтона, продолжали проезжать мимо «Форда» как высокомерный парад, но длинного темно-бордового седана Хартли «Олдсмобиль Турин» 1933-го года так и не было видно. Джон вцепился в рулевое колесо обеими руками, готовый стронуть «Форд» от бордюра, как только проедет Хартли.
Боковой… задний вид… боковой… задний вид.
Время и искусство убеждения. Все это зависело только до него. Скорее всего, менее чем через десять минут дело будет решено… конечно, если все пойдет гладко. К тому же он очень сильно переживал, что его «Форд» может не выдержать. Он отмахал на нем много миль, вернувшись в Шривпорт посреди ночи в пятницу, чтобы забрать Джинджер и Донни, а затем, развернувшись, привезти их в Новый Орлеан. Плюс многочисленные поездки здесь, по городу, и вокруг озера Пончартрейн у городишки Кеннер, расположенного на болотах — все это существенно измотало автомобиль.
Время поджимало.
Партлоу снова взглянул на свои наручные часы, отметив, что с тех пор, как он в последний раз на них смотрел, прошло всего пара минут… и вдруг он увидел, что большая решетка радиатора «Олдсмобиля» появилась в левом боковом зеркале. Хартли сверкнул фарами, и темно-бордовая машина проехала мимо них в неспешном, размеренном темпе. Неужели Нилла Ладенмер взглянула на «Форд» через заднее окно? Да. Она все еще смотрит? И снова — да.
Черт, меня засекли, — подумал Партлоу. Он полагал, что она приметила его и вчера, и сегодня утром. Хотя… это уже неважно. Пришло время трогаться.
— Мы начинаем, — сказал он. Он подождал, пока Хартли отдалится от них на четыре машины, а затем отъехал от бордюра и последовал за ним, поддерживая первоначальное расстояние. В минувшие выходные он подбросил Ладенмеру мысль, что будет хорошей идеей, чтобы «детектив из Шривпорта» сопровождал Хартли в качестве подкрепления, когда тот отвозит детей в школу и забирает их обратно. Как Партлоу сказал Ладенмеру: лучше вести наблюдение, на случай, если банда Орси что-нибудь предпримет. Проблема заключалась в том, чтобы дети не узнали, что за ними следят, и, в свою очередь, не заставили нервничать свою мать. Во избежание этого Партлоу по утрам парковался в нескольких кварталах от особняка на Гарден Дистрикт и также в нескольких кварталах от школы Харрингтона в послеобеденное время, но девчонка все равно его засекла.
С другой стороны, это даже хорошо — больше не было необходимости в этом притворстве. Тем не менее… еще предстояло обмануть старый Стеклянный Глаз, потому что, если он возьмет в руки тот пистолет из бардачка, дело сразу же будет проиграно, и кого-то, вероятно, продырявят.
— Дерьмо! — застонал Донни. — Кажется, я схлопотал растяжение ноги!
— Заткнись,