— В углу, — бармен кивком указал на одиноко сидящего человека, старательно пишущего что-то при свете масляного светильника, в котором коптила ворвань. — Надеюсь, вы не представитель закона?
— Нет.
— Не причиняйте ему вреда. Он, знаете ли, наш американский Шекспир.
— Нет, не знаю. — Джентльмен поднял трость, и бармен быстро сгреб монету.
Джентльмен в черном намеренно медленно подошел к одинокому человеку, пишущему рядом со светильником. На грубом дощатом столе перед писателем стояла чернильница и лежала стопка дешевой бледно-голубой бумаги для письма. Рядом стояли полупустая бутылка шерри и грязный стакан. Скомканные испорченные листы были разбросаны по полу. Писатель, бледный, хрупкий человек со слезящимися серыми глазами, работал; перо, зажатое в тонкой нервной руке, быстро бегало по бумаге. По прекратил писать, подпер лоб кулаком и секунду сидел так без движения, словно у него в голове не было ни одной мысли. Вдруг он нахмурился, желчно выругавшись, скомкал лист и швырнул его на пол, где тот ударился о ботинок джентльмена.
Писатель поднял взгляд, озадаченно моргнул, на лбу и щеках его выступила лихорадочная испарина.
— Мистер Эдгар По? — тихо спросил джентльмен в черном.
— Да, — ответил писатель; болезнь и шерри сделали его голос глухим, а речь — невнятной. — А вы кто?
— С некоторых пор мне очень хотелось повстречаться с вами… сэр. Могу я сесть?
По пожал плечами и махнул в сторону кресла. Под глазами у него были большие синие отеки, губы серые и дряблые. Дешевый коричневый костюм был в грязи. Белая льняная сорочка и изношенный черный галстук усеяны винными пятнами. Потертые манжеты делали его похожим на бедного школяра. От него веяло жаром, порой его пробирала дрожь, и тогда он откладывал перо и подносил дрожащую руку ко лбу. Темные волосы были влажными от испарины, бисеринки пота блестели в желтоватом свете горящей ворвани. По сильно и громко закашлялся.
— Простите, — сказал он. — Я болен.
Мужчина аккуратно, стараясь не задеть чернильницу или бумагу, положил свою трость на стол и сел в кресло. Сразу же возле него появилась дородная барменша спросить, что их милость желает, но он отослал ее легким движением руки.
— Вам следует попробовать здешнее амонтильядо, сэр, — сказал ему По.
— Оно зажигает искру разума, а на худой конец согревает желудок в сырую ночь. Извините меня, сэр. Вы видите, я работаю. — Он прищурил глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на джентльмене. — Как, вы сказали, ваше имя?
— Мое имя, — сказал джентльмен в черном, — Хадсон Эшер. Родерик Эшер был моим братом.
По на мгновение застыл с полуоткрытым ртом, слабо вздохнул, а затем разразился громким смехом. Он смеялся, пока смех не перешел в кашель и По не осознал, что может задохнуться.
Овладев собой, он вытер слезящиеся от смеха глаза, еще раз закашлялся и плеснул себе в стакан шерри.
— Это отличная шутка! Примите мои поздравления, сэр! Теперь можете вернуть свой наряд в магазин костюмера и скажите моему дорогому другу преподобному Грисволду, что попытка уморить меня смехом почти удалась! Скажите ему, что столь милого розыгрыша я никогда не забуду! — По набрал полный рот шерри, серые глаза заблестели на болезненно-бледном лице. — О, нет — стойте! Я ему еще кое-что передам! Знаете ли вы, мой дорогой «мистер Эшер», что я сейчас пишу? — По пьяно ухмыльнулся и постучал по исписанным страницам. — Это шедевр, сэр! Лучшее, что я написал! Взгляд на сущность самого Господа Бога! Все здесь, все… — Он зажал страницы в руке и с хитрой ухмылкой прижал их к своей груди. — Этот труд поставит Эдгара По в один ряд с Диккенсом и Готорном! Конечно, все мы ослепли от сияния этого светоча литературы, преподобного Грисволда, но я с этим еще поспорю!
Он помахал страницами перед лицом собеседника. На листках, казалось, не было ничего, кроме расплывшихся клякс и пятен шерри. — Много он вам заплатил за шпионство для его плагиаторского пера? Убирайтесь, сэр! Мне вам сказать больше нечего!
На протяжении всей этой тирады джентльмен в черном не шелохнулся. Затем он смерил Эдгара По твердым как сталь взглядом.
— Вы настолько же глухи, насколько пьяны? — спросил он со странным певучим акцентом. — Я сказал, что мое имя Хадсон Эшер, а Родерик, человек, которого вы имели наглость злостно оклеветать, мой брат. Я оказался в этом американском бедламе по делу и решил потратить день, чтобы найти вас. Сначала я пошел в «Трибьюн», где я узнал от мистера Горация Грили адрес вашего загородного дома. Ваша приемная мать снабдила меня списком…
— Крикунья? — По задохнулся. Одна из страниц выскользнула из его рук и упала в лужицу пролитого пива. — Вы были у моей Крикуньи?
— …списком кабаков, в которых вас можно отыскать, — продолжал Хадсон Эшер. — Насколько я понимаю, я немного разминулся с вами в «Уэльском погребке».
— Вы лжец! — прошептал По с расширенными от потрясения глазами. — Вы не можете… не можете быть тем, кем вы назвались!
— Не могу? Прекрасно, тогда, может, перейдем к фактам? В 1837 году мой больной старший брат утонул во время наводнения, разрушившего наш дом в Пенсильвании. Я со своей женой был в то время в Лондоне, а моя сестра незадолго до этого сбежала с бродячим актеришкой, оставив Родерика одного. Мы спасли что смогли и сейчас живем в Западной Каролине. — Неопределенного возраста лицо Эшера, казалось, напряглось и застыло, как маска, а глаза его сверкали долго сдерживаемым гневом. — Теперь вообразите мое неудовольствие, когда спустя пять лет я наткнулся на книжицу презренных маленьких небылиц, именуемую «Гротески и арабески». Естественно, гротески. Особенно рассказ, названный… Впрочем, я уверен, вы сами прекрасно понимаете, о чем идет речь. В нем вы изобразили моего брата психом, а мою сестру ходячим трупом! О, я очень хотел встретиться с вами, мистер По; «Трибьюн» часто писала о вас, как я помню, около года назад вы были литературным львом, не правда ли? Но сейчас… Да, слава — тонкая субстанция, не так ли?
— Чего вы от меня хотите? — спросил пораженный По. — Если вы пришли требовать денег или хотите смешать мое имя с грязью на процессе по делу о клевете, вы зря теряете время, сэр. У меня очень мало денег и, клянусь Богом, я никогда не имел намерения порочить вашу фамилию или честь. Сотни людей в нашей стране носят фамилию Эшер!
— Возможно, — согласился Эшер, — но есть только один утонувший Родерик и только одна оболганная Маделейн. — Он помедлил минуту, изучая лицо и одежду По, затем чуть заметно недобро улыбнулся, показав краешек белых ровных зубов. — Нет, мне не нужны ваши деньги; я не