Пролетели месяцы, и настала пора возвращаться к полевой работе. Перед первой дротиковой «охотой» я не спал ночь, ворочался и страшно волновался. К рассвету меня подташнивало, я был на грани обморока — отличный предлог для отсиживания в лагере. В конце концов я все-таки вышел. В считаные минуты я набрел на душку Исаака, который разглядывал проходящих жирафов, подавил в себе желание спугнуть его криком — и выстрелил. Он отключился. Другие павианы ничего не заметили. От восторга я поцеловал его в лоб, а потом целый день, не в силах отделаться от чувства вины, не находил себе места и вскидывался каждый раз, случись ему застонать, пошевелиться или выпустить газы: сердечный приступ, аллергия, скопление газов из-за анестетика? В итоге все обошлось, мы оба перенесли этот опыт без вреда для здоровья.
Я поражал дротиком все больше павианов, думал как павианы, дышал как павианы и вскоре по уши окунулся в анализы крови, образцы фекалий, слепки зубов и прочие прелести. Однако, как я и ожидал, заниматься этим становилось все сложнее. Выстрелить в павиана — дело, как выяснилось, незатейливое: нацеливаешься павиану в зад и пускаешь дротик. А вот сделать это незаметно — куда сложнее. Павианы не сдавались и изобретали все новые хитрости. Я уже не мог просто подойти и пульнуть — приходилось подкрадываться: ведь павианы не должны меня видеть и испытывать стресс перед выстрелом. А они уже научились отличать духовую трубку от прогулочной трости, знали разницу между вдохом для чихания и вдохом для выстрела и в последнем случае давали деру. Приходилось стрелять из-за кустов. Тогда они шли по моим же следам, мы кружили вокруг дерева, жертва на шаг впереди. Они вычислили, на какое расстояние летит дротик, и уже знали, что при ветре дистанция меньше. Наверняка они чувствовали, когда я простужен и не могу глубоко вдохнуть. Уму непостижимо.
Работа все больше осложнялась. Я стрелял из машины — павианы начинали ее опознавать, я брал другую. Потом сажал за руль кого-то из приятелей, а сам прятался на заднем сиденье. Обманные двойники, дополнительные машины. Непроницаемо-черные очки, как у техасских шерифов, чтобы павианы не видели, куда направлен мой взгляд, и считали, что я смотрю вбок. Лыжные маски, карнавальная маска с Хэллоуина, в которой едва можно было стрелять. Сложные многоходовые операции, попытки прятаться за машинами приезжих туристов, многочасовые засады в надежде на то, что стадо пройдет здесь еще до темноты. В один памятный день я подобрался к Иисусу Навину, который сидел на вершине пригорка позади рощи. Как только я подогнал джип к ближнему краю рощи, павиан ушел в дальнюю часть. Я перегнал джип к дальней стороне — павиан переместился к ближней. Так продолжалось некоторое время. В конце концов меня осенило: я загнал джип к дальнему краю, павиан переместился вперед, я поставил джип на нейтральную передачу, незаметно выскочил и подтолкнул машину вперед. Джип поехал вперед и вниз по склону, Иисус Навин пришел прямиком ко мне, в подготовленную ловушку. И вот: пораженный дротиком павиан — и поцарапанный капот джипа, врезавшегося в дерево.
При такой жизни вдруг в какой-то момент обнаруживаешь, что ты, хомо сапиенс с приличным образованием и разносторонними интересами, день и ночь только и мечешься в лихорадочных думах о том, каким образом перехитрить этих тварей, как мыслить «по-павианьи», как соображать лучше их. По большей части тщетно. Мозг без устали изобретает все новые способы — дельтаплан, воздушный шар, манекены, спрятаться в детской коляске и пусть ее кто-нибудь катит по лесу… Впрочем, в эти непростые времена мне все же было чем гордиться: один из наиболее ценимых мной пунктов тогдашнего моего профессионализма состоял в том, что у меня не было случайных невинных жертв — я ни разу не усыпил не того павиана. Так что я на совесть отрабатывал деньги по своему контракту.
Как ни странно, меня стали нанимать на такую работу: приезжать на чью-то исследовательскую площадку и сотрудничать с учеными, пуская дротики в павианов. Конвейерная стрельба дротиками — тут не расслабишься. Вместо того чтобы лениво бродить среди павианов весь сезон, время от времени в кого-нибудь постреливая и просто собирая поведенческие данные, ты оказываешься на новом месте, не зная ни территории, ни ее обитателей, и тебе нужно усыпить дюжину за неделю. Получается большой комплексный проект с участием разных команд исследователей. Однажды мы отслеживали путь павианов от скал, где они спали, к равнине, куда они ежедневно уходили на поиски пропитания: часть команды, которую я обучил стрелять, вместе со мной шла за павианами по равнине, а наблюдатели со скал сигналили нам флажками, показывая, в какие участки зарослей ушли животные, пораженные дротиками. Портативные рации, семафорные коды — все удовольствия.
Так я шлифовал навыки, составляющие дело моей жизни. И именно в это время у меня случилось самое жуткое за всю жизнь усыпление.
Я идеально попал дротиком в Урию — незадолго до того, как он надумал подкапываться под Соломона. Урия дремал в лесу, спиной ко мне, отличный выстрел, я даже успел спрятать духовую трубку раньше, чем он обернулся. Вскочив, он пробежал десяток шагов и вновь сел. Отлично. И тут, совершенно неожиданно, двадцатью шагами правее Иисус Навин заваливает мелкую импалу, пасшуюся в лесу. Импала слишком велика, чтобы ее можно было умертвить просто прокусив шею. Нет, напавший обычно валит жертву наземь и так держит, поедая ее живьем, а остальные наседают со всех сторон в надежде получить лакомый кусочек, так что приходится отвлекаться от соотечественников, а прикончить импалу тебе некогда. И вот Иисус Навин заваливает импалу, Урия немедленно подскакивает и в драке отбирает добычу. Вот невезение! Он срывается и улепетывает в лес, а за ним гонятся четверо! Общая потасовка, я молюсь, чтобы он проиграл схватку и наконец освободился — тогда он уйдет и спокойно рухнет в бесчувствии вдали от всех. Вместо этого он вцепился в импалу, я в панике: когда анестетик подействует, при первых признаках слабости Урию раздерут в клочья — за добычу самцы дерутся неимоверно жестоко. Урия отбивается, уволакивает импалу, несется к излучине реки, где в колючих береговых зарослях есть прогалина — по сути, доступ в маленькую пещеру, где заросли колючего кустарника у са́мой земли образуют просвет сантиметров тридцать.